– Надо.
Сама знаю. Это ведь не меня касается. Я во всей истории человек случайный, даже не человек, а… додумать не успела. Что-то произошло. Что-то такое, в корне неправильное. Будто… будто воздух в замке содрогнулся, а потом взял и исчез.
И я попыталась сделать вдох.
И поняла, что не могу. Никак. И открыла рот, чтобы закричать от ужаса, но тоже поняла, что не могу. А Лассар покачнулся вдруг, и огромную фигуру его окутала тьма. Она была плотной и живой, и мне показалось, что она его пожирает, что…
И я встала.
Я понимала, что не проживу долго. Без воздуха. И все равно встала. Сделала шаг.
Еще.
В онемевшем горле клокотало. И болело оно. И… и надо позвать. На помощь. Надо что-то сделать. А я шла. К Лассару. Шаг за шагом. Шаг… и почти дошла. Протянула руку к этой оплывающей тьме, будто… будто кровь сочиться сквозь щели в доспехах.
– Не надо, – ко мне вернулся голос, сиплый и надорванный. А еще возможность дышать. Только воздух отчего-то сделался горьким. И невероятная горечь эта дурманила. – Не уходи…
Я не понимала, что происходит.
Я просто села рядом.
И потянулась ко Тьме, а она ко мне, ласковая вдруг, как котенок. Она прилипла к рукам, она поползла по коже, такая обжигающе холодная. И я держала её, баюкая.
Она же пила из меня силы.
И…
И потом замок вновь содрогнулся, теперь уже каменным телом своим. А еще граница между мирами треснула, но не здесь, а где-то там, далеко. Только я услышала.
И тьма услышала.
И взбесилась, вцепилась в меня голодной пастью. Боль обожгла. Холод проник внутрь. И я поняла, что и вправду могу умереть.
На самом деле.
Поняла и… не испугалась.
– Нет, – голос мой заскрипел, а хвост нервно дернулся. – Не смей…
И на нем вспыхнули алые искры, заставив тьму попятиться. А потом я сама вспыхнула, руки и волосы, и… и кажется, одежда тоже полыхнула, осыпаясь пеплом, а я еще подумала, что это полный беспредел получается. Что… не напасешься.
И встала.
Повернулась ко тьме, которая клубилась в углу, сворачиваясь кольцами огромной змеи.
– Не сметь, – я говорила негромко, но была услышана. И змея поднялась, раздувая призрачный капюшон, зашипела, только… только теперь она меня боялась.
Меня!
И…
Граница миров вернулась на место, а пламя… пламя взлетело выше, складываясь в огненные крылья. И я подумала, что что-то надо с этим делать. Что оно, наверное, красиво до невозможности, но люди посторонние этакую красоту могут и не оценить.
Девушка упала на руки Ричарда.
И открыла глаза. В них еще таяли тени забытого, но эти глаза не были пусты. И губы её дрогнули. И сама-то она… дышит?
– Дышит? – повторил Ксандр вопрос, присаживаясь с другой стороны.
Он-то как раз не дышал. Но выглядел вполне нормально. Для нежити.
– Ты как?
– Да… не знаю пока. Оно ведь не сразу. Вроде ничего… она меня увидела.
– Тьма?
– Да. И хотела сожрать. А потом ушла куда-то. Может, ты был рядом, а может…
– Лассар?
– Он. Если Лассар свихнется, будет невесело, – Ксандр потер лоб и поморщился. – А я уже, признаться, и отвык, что голова болеть может.
Принцесса была бледна.
Даже не так, кожа её обрела сероватый оттенок, лоб покрыла испарина, а щеки провалились. Вот ведь…
– Я… – она моргнула.
Раз и другой.
И попыталась сесть, вцепившись в руку Ричарда, но не сумела.
– Я…
– Живы, – проворчал Ксандр, который тоже выглядел довольно потрепанным. Драгоценные камни его наряда и те погасли. К вечеру вовсе прахом осыплются. Да и не они одни.
Комнату нужно будет почистить.
Жаль.
Ричард поглядел на человека, который тоже очнулся, но теперь забился в угол и сидел тихо-тихо. Только взгляд его метался от Ричарда к принцессе, от нее – к Ксандру. И снова к Ричарду.
– Но это вам повезло, – Ксандр огляделся и снял с пояса флягу, которую протянул Ричарду. – Дай ей выпить.
– Что это? – светлые брови сошлись над переносицей.
– Травы.
– Какие?
– А ни все ли вам равно? – проворчал Ксандр, снимая с пояса кошель. Он вытащил круглую пилюлю, которую засунул за щеку, и зажмурился.
– Нет.
– Странно. Стало быть, отвары вы принимать опасаетесь. А вот в запретных ритуалах участие принимать, так нет.
– Я…
– Вы, вы… вроде взрослая девица. И вам родители не говорили, что нехорошо это, чернокнижием заниматься.
– Я не занималась!
– Ага, я занимался, – Ксандр сунул еще одну пилюлю.
А принцесса все же приняла флягу, только удержала её с трудом. Ричарду пришлось помочь. Она сделала глоток. Скривилась. И сделала еще один.
– Я просто… меня попросили помочь. Поделиться каплей крови. У… у него отец пропал. Только… – девица потерла лоб. – Он сам виноват… он… я видела… видела… я на самом деле это видела?!
– А то как же, – Ксандр встал на корточки. – Видели. Еще как видели. Странно, что живы остались… эй ты, как там тебя…
– Никас, – ответила принцесса, отобрав флягу. И её осушила, правда, пила и морщилась, но ведь допила все. И только икнула. – Его зовут Никас… и он…
– Редкостная скотина.
– Я должен был узнать.
Человек вжался в стену и оскалился. Больше он не выглядел ни нелепым, ни слабым. Скорее уж опасным, какой бывает загнанная в угол крыса.
– Должен, должен… а то как же… рассказывай, – велел Ксандр и, побуждая к содействию, добавил. – А не то шею сверну.
И так душевно это прозвучало, что человек икнул.
Принцесса тоже икнула, но поспешно прикрыла рот ладонью. А Ричард оперся на стену и глаза прикрыл. Он вдруг почувствовал, что устал.
От всего этого.
И от людей, и от проблем, которые они принесли. А ведь недавно еще жаловался на одиночество. Где оно теперь, то блаженное одиночество?
– Я не знал! – взвизгнул Никас, пытаясь подняться. – Не знал я, что так будет… там… я лишь пытался узнать, что с отцом!
– Ты любишь драгоценности? – поинтересовался Ксандр.
– Что?
– Смотри, какая штука, – он вытащил из рукава цепочку и камень на ней. Камень был сапфиром. Кажется. Крупным таким, величиной с перепелиное яйцо.
