к тому же выводу, что и тогда, когда я вошла в дверь.
— Ты действительно не должен выставлять себя напоказ перед… прислугой, — усмехнулся он.
При этих словах Коннор потерял самообладание.
— Достаточно. Убирайся к чертовой матери, сейчас же.
— Успокойся. Я просто предположил, что она твоя… сотрудница.
Судя по тону его голоса, он определенно имел в виду почасового работника.
И нанятого на улице за что-то не законное, даже в Лас-Вегасе.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — кипятился Коннор. — Пошел ты. Убирайся.
— Значит, она не твоя секретарша? Или личный… помощник? — спросил мистер Темплтон, придавая последнему слову свой собственный ехидный оттенок.
— Мы с Лили встречаемся.
Мои глаза вылезли из орбит, а сердце сделало тройное сальто.
Я знала, что нам было… хорошо… Знала, что что-то происходит… но услышать, как он говорит, что мы «встречаемся»… Это почти стоило того, чтобы мириться с его королем-придурком-отцом.
— После Миранды ты сильно изменился. — Старик усмехнулся.
Миранда?
Мне было наплевать даже на неуважение в мой адрес.
О ком он говорит?
Коннор сердито покачал головой.
— Знаешь что? Можешь оскорблять меня, но оскорбишь ее — тут же полетишь за дверь.
При этих словах Коннор шагнул к отцу.
Краем глаза я увидела, как все четверо агентов Секретной службы двинулись вперед.
Джонни был еще быстрее, он промчался мимо меня как ветер.
— ПРЕКРАТИТЕ! — Я вскрикнула, испугавшись за Коннора и Джонни.
Вот-вот случится что-то ужасное.
Глава 33
Но тут заговорил мистер Темплтон.
— Подожди.
Это был командный тон. Голос императора или короля. Голос того, кого никогда не ослушаются под страхом смерти.
Я слышала, как Коннор говорил таким же тоном… Но даже он не был таким пугающим.
Все в комнате замерли — даже Коннор. Но сейчас он стоял прямо перед лицом отца, меньше чем в футе от него.
Джонни тоже остановился, но он был прямо рядом с Коннором. Его тело напряглось, как стальная пружина, глаза сосредоточились на двух парнях из Секретной службы слева.
Коннор и его отец уставились друг на друга. Казалось, это длилось целую вечность, хотя, вероятно, прошло не более трех секунд.
Затем мистер Темплтон взглянул на одного из парней из Секретной службы, наклонил голову и полузакрыл глаза.
— Отойдите.
Все четверо телохранителей медленно отступили к стенам.
Джонни остался на месте, хотя заметно расслабился.
Мистер Темплтон хмуро оглянулся на сына… а потом смягчился.
Однако за все время разговора он ни разу не взглянул на меня — только на Коннора.
— Мисс… Росс, не так ли? Как вам может сказать мой сын, временами я не самый приятный из мужчин. Особенно когда он намеренно издевается надо мной. Мои извинения.
Хотя отсутствие зрительного контакта было бесчеловечным, и в его голосе не было теплоты, в нем не было и сарказма. Я подумала, что это самое прямое извинение, которое он когда-либо давал в своей жизни.
Он был полным придурком, в этом не было никаких сомнений. Но когда мультимиллиардер извиняется перед вами — неважно, насколько неискренне — это не то, от чего вы легко отмахиваетесь.
Хотя на краткий миг я обдумала свои варианты.
Быть стервой в ответ или пойти по более благородной дороге?
Как бы сильно я его ни ненавидела, он все равно оставался отцом Коннора.
И мне было неприятно осознавать, какой… хм… перепачканный, я выглядела в этот момент. Хотя я не хотела выглядеть как личность из гетто.
Но больше всего на свете мне хотелось снизить уровень напряжения в комнате. Ради Коннора и Джонни.
— Извинения приняты, — сказала я с таким достоинством, на какое была способна в данный момент. И без трусиков.
Он по-прежнему не смотрел на меня, продолжая говорить с Коннором.
— Итак, мы можем продолжить этот разговор наедине?
— Нет… Можешь изложить свое дело или уйти.
— Ладно. — Мистер Темплтон слегка приподнял голову и посмотрел вниз, словно король, выносящий смертный приговор. — Ты действительно думал, что тебе это сойдет с рук?
— Сойдет с рук? В твоих устах создание новой компании звучит как преступление.
— В данном случае так оно и есть.
— Вообще-то нет, я не следую твоему обычному бизнес-плану.
— Ты никогда не добьешься успеха. Политики у нас в кармане.
— Оказывается, они, как правило, выпрыгивают из одного кармана в другой, более глубокий.
— Если на то есть причина.
— Она у них уже есть. Некоторые из них — во всяком случае, самые важные — надежно заперты.
— Шантаж? — Правая бровь мистера Темплтона приподнялась.
Коннор ничего не ответил. Он просто стоял.
Мне не нравилась мысль, что Коннор прибегает к шантажу, чтобы добиться своего. И особенно мне не нравилось его молчание в ответ на обвинение. Но это было первое, что поразило Августа Темплтона.
— А мне показалось, ты сказал, что играешь не по моим правилам.
— Если знаю, что противник играет грязно, иногда я играю грязнее. Мы поддержим кандидата от оппозиции. Сначала на местных выборах, а если пройдет, то и на всеобщих. — В голосе Коннора звучало явное ликование. — Тогда в следующем году в Неваде будет очень дорогой предвыборный сезон.
— Ты делаешь это намеренно, чтобы досадить мне. — Голубые глаза мистера Темплтона вспыхнули холодным огнем.
— Нет… Как я объяснил Лили, это лишь одно из многих, многих побочных преимуществ.
— Что именно ты называешь преимуществом — возможность уничтожить нашу семью?
— Уничтожение нашей семьи? Слишком грандиозно, тебе не кажется?
— Твои дела обойдутся нам в миллиарды долларов.
— И сэкономят сотни миллиардов долларов для всех остальных на Земле.
Мистер Темплтон усмехнулся.
— Ну и кто же теперь звучит грандиозно?
— По крайней мере, я думаю не о себе, а о ком-то другом.
— Это не те люди, о которых тебе следует думать.
— О, перестань, папа. Просто отмени заказ на пятисотфутовую яхту и больше не покупай Ван Гога для своей частной коллекции. И скажи маме, что в этом году она может купить только две тосканские виллы.
— Ты можешь сказать ей сам.
И тут из столовой пентхауса донесся царственный женский голос:
— Привет, дорогой.
Глава 34
Миссис Темплтон вошла в комнату так, словно вышла на сцену бродвейской драмы.
Она была худой и высокой — во всяком случае, выше меня, хотя это мало о чем говорит. Она была «женщиной определенного возраста» и отчаянно боролась с этим. Лицо у нее было слегка натянутое, как у человека, перенесшего пластическую операцию, хотя, надо сказать, операция была сделана хорошо. Ее шея была гладкой, почти без морщин, а лоб — безупречным. Либо она родила Коннора, когда
