и видеть эту парочку на сцене было выше ее сил.
Банан догнал ее у выхода:
– Зря! Зря пожалела. Он все равно никогда не сможет тебя любить! Как и все эмеры. Он просто не способен…
Эти слова поразили ее, как разряд тока, и Катя, слабо контролируя себя, резко развернулась и выплеснула на Банана комок эмоций, который предназначался Денису.
Банан согнулся пополам, как будто ему дали под дых, и упал на колени, жадно ловя ртом воздух, а Катя нырнула в боковую дверь, за которой обнаружилась лестница наверх. Ей было все равно, куда бежать, лишь бы подальше от всех.
Лестница привела ее на крышу. Музыка доносилась и сюда, но вокруг не было ни души. Катя села, обхватила руками колени и отдышалась, постепенно приходя в себя. Внутри образовалась эмоциональная пустота. Весь негатив достался Банану, так что Катя уже не сердилась, но все равно не хотела никого видеть.
Через некоторое время сзади раздались шаги. Она не стала оборачиваться.
– Ух… еле нашел, – сказал Денис и присел рядом.
Она молчала, пытаясь подобрать слова, а он, похоже, просто любовался засиявшей на востоке полоской восхода.
– Ну и как это было? – наконец выдавила из себя Катя.
– Классный сет. Думал, тебе понравится, – беспечно ответил он.
– Я не про это, – напряженно сказала она.
Денис пристально посмотрел на Катю. Она ощутила это по его ауре, но не стала поворачиваться и тоже разглядывала светлую полоску на востоке.
– Ну… нормально.
– Нормально? Все, что ты можешь сказать? Ты ее любишь?
– Нет, конечно, – он пожал плечами.
– А как же тогда? Зачем?
– Что как? Ну… с ней просто круто, и все… – после небольшой паузы ответил он.
– А со мной?
– С тобой тоже круто, но по‑другому.
Катя посмотрела ему в глаза и отвернулась. Он явно хотел сказать что‑то еще, но промолчал, а она снова не могла подобрать слов.
– И мне с тобой… по‑другому, – наконец сказала она и снова встретилась с ним взглядом. – И что это тогда?
– Что? – тихо спросил он.
– Когда ты с ней, мне почему‑то плохо. И тебе плохо, когда я с Бананом. Если это не любовь, то что тогда?
Денис отвернулся и снова принялся разглядывать восход.
– Это не любовь. Это ревность. Чувство собственничества, замешанное на эгоизме. Когда хочется, чтобы человек был только с тобой и больше ни с кем другим. Чтобы дарил свое тепло только тебе.
– И что? Тебе этого хочется? – спросила Катя, продолжая буравить взглядом его скулу, но Денис так и не повернулся.
– Может и хочется, – равнодушно сказал он, – но я стараюсь справиться с этим.
– Да зачем?! – не выдержала она и повысила голос.
– Потому что любовь – это ужасно. Это как свет. Вот он везде, красивый, цветной. Солнце появляется и начинает греть. И когда этот свет для всех, то всем хорошо и тепло. А сконцентрируй его на ком‑то одном, как линза или лазер. Знаешь, что получится?
– Когерентный пучок света, – не задумываясь, ответила она.
– Ну да… ты же начиталась умных книжек, – проговорил он со вздохом. – Так вот, лазер или линза способны прожечь тебя насквозь. На месте сердца останется обугленная дыра. На всю жизнь.
– Откуда ты знаешь? Сам же говоришь, что не можешь любить.
Денис вздохнул:
– Видел. У меня друг… наставник… он мне как отец почти… давно уже живет с такой дырой вместо сердца. И никак залечить ее не может.
Катя задумчиво смотрела, как из‑за крыш появляется яркий луч солнца.
Слова Дениса звучали логично. Ей и самой недавно было ужасно больно и меньше всего она готова была испытать это снова. Только вот верить ему совсем не хотелось.
* * *
Пока они шли от кафе к мотоциклам, Алиса неожиданно заявила:
– Вот за что люблю мелкие провинциальные городки, так это за их отсталость. Где еще на улице встретишь такое сокровище?
Она указала на старый таксофон на столбе.
– Подождешь минут пять? – спросила она, доставая монетку.
Алексей пожал плечами. Разве у него был выбор?
Девушка подошла к таксофону и набрала единственный номер, который помнила наизусть.
Она представила, как на той стороне, в гостиной коттеджа, затрезвонил старинный аппарат из красного дерева, инкрустированного золотом. Неожиданно трубку поднял секретарь матери Никита.
– Это Алиса. Позовите маму, – быстро проговорила она.
– Жанна Аркадьевна сейчас занята, – важно ответил рыжий наглец.
Алиса закипела. Мало того, что этот подхалим все время пытается фамильярничать, так теперь еще и смеет выпендриваться? Подхватил синдром вахтера и решил, что вправе ее ограничивать? Конечно, мать много раз напоминала ей, что орать на прислугу ни в коем случае нельзя, потому что таким образом опускаешься на их уровень, и даже при крайнем раздражении говорить надо спокойно, жестко и отчетливо. Но на этот раз Алиса не сдержалась.
– Ты вообще охренел?! Значит, так. Бежишь к ней и говоришь, что я звоню. Одна нога здесь, другая уже в стремительном прыжке по направлению к моей матери, потому что иначе я вернусь, выдерну тебе эти конечности, разверну их и затолкаю обратно в жопу. Ты меня понял?
Алексей, стоявший поодаль, посмотрел на нее с уважением. Видимо, она слишком громко говорила.
На том конце ничего не ответили, но трубка стукнулась о стол. Спустя несколько минут Алиса услышала приближающийся перестук каблуков. Только ее мама имела странную причуду носить их даже дома.
– Ты нашла его? – спросила Жанна вместо приветствия.
– Я тоже рада тебя слышать, – Алиса не удержалась от ехидства. – Почти. Скоро найду. У меня есть две новости, которые тебя заинтересуют. Первая: я сейчас нахожусь рядом с его дочерью, и у нее есть все способности папочки. Возможно, она даже сильнее. Я никогда такого не видела.
На том конце трубки повисла тишина.
– Алло! Ты меня слышишь? – на всякий случай спросила Алиса.
– Доченька! Я тобой горжусь. Ты даже не представляешь, насколько это хорошая новость, – с неожиданной теплотой сказала мать.
Алиса вздрогнула. Доченькой ее не называли лет с пятнадцати.
Жанна продолжила:
– Значит, так. Слушай меня внимательно. Приоритет меняется. Ты должна защищать эту девушку. Чтобы никто и ничем не мог ей навредить.
– То есть Глеба искать больше не надо? Просто я уверена, что ее вот-вот повезут к отцу.
– Надо. Господи, насколько же все стало проще. Если ты права, то давай подождем, пока не поймаем сразу двух зайцев. Сообщи мне, когда они окажутся рядом. Но дочь все равно с этого момента приоритет номер один. Да, ты сказала, что новости две.
Алиса знала, что из‑за гипотетической прослушки матери не понравится, если она начнет рассказывать по телефону
