Ягушевская не допустила и секундной заминки.
– Василиса изучила итальянский вне институтской программы, – пояснила она даме. – Самостоятельно. И, как можете заметить, очень в этом преуспела.
– Талантливый волшебник талантлив во всем! – восхитилась черноглазая и поаплодировала мне.
Знала бы она, что я даже английский по школьной программе не освоила, где уж было изучить самостоятельно итальянский…
– Осталась минута, – напомнил Слободан. – Последний вопрос. Номер девять, прошу вас.
– Последний вопрос, – шепнула мне Ягушевская, прикрыв микрофон рукой. – Всё хорошо, ты умница.
– Разрешите обратиться к госпоже Красновой, – в зале поднялся щуплый остроносый мужчина.
Я вдруг узнала его – он был на соревновании нашего института и «ПриМы», и закричал «это невероятно!» во время моего выступления. Потом он же задавал вопросы ректору… Какие-то неприятные вопросы…
– Госпожа Краснова, – вперил в меня колючие водянистые глазки остроносый. – Вы говорите, что не желаете покидать страну, а в частности – менять место обучения, потому что вас всё устраивает, у вас друзья и так далее. Но разве истинная причина, что вы выбрали этот институт, не в вашем романе с господином Невмертичем? Скандал в прошлом году…
У остроносого господина вырвали микрофон быстрее, чем он закончил фразу, и быстрее, чем я успела осознать, что, вообще, было сказано.
В следующую минуту упирающегося гостя потащили под ручки. Он что-то выкрикивал, пытаясь сопротивляться, но его выпроводили и закрыли двери. Только тут до меня дошел смысл происходящего, и я медленно и мучительно покраснела, боялась пошевелиться и поднять глаза. Мне казалось, все смотрят на меня, и все уже знают мою тайну…
– Дамы и господа, – произнес Слободан громко и грозно, – попрошу всех соблюдать нормы приличия. Мы здесь для того, чтобы представить вам нашу ученицу. Мы не намерены выслушивать необоснованные оскорбления. Конференция закончена. Благодарю всех.
В зале зашумели, кто-то требовал еще тридцать секунд на вопрос, но Ягушевская подняла руку, призывая всех замолчать.
– Вопросов больше не будет, – сказала она в абсолютной тишине. – Но мы обещали показательное выступление жар-птицы, поэтому прошу внимания. Сейчас Василиса создаст для вас маленькое чудо.
Поехали, теперь надо показать иллюзию, сильно не напрягаясь.
Именно так выразилась Ягушевская, когда инструктировала меня перед встречей с представителями Западного ковена. Не напрягаться…
Я вышла из-за стола, встала на краю сцены и вообразила самое легкое – яблоневый сад. Он всегда удавался мне легко, стоило лишь подумать о Коше Невмертиче…
Вот и сейчас я почти сразу почувствовала аромат цветущих яблонь и дуновение свежего, утреннего ветра.
– Вы видите то, что вижу я? – спросила дама-итальянка, заворожено глядя на яблоневый сад, появившийся на сцене.
– Мы все видим то, что создает своим воображением жар-птица, – прокомментировала Барбара Збыславовна. – Весна, цветущие деревья, утро… Слышно, как поют птицы, на траве – роса, и ветер срывает яблоневые лепестки.
Будто в подтверждение ее слов, ветерок забросил несколько бело-розовых лепестков в зал, и гости принялись торопливо их ловить. Наверное, каждому хотелось убедиться, что лепестки – совсем как настоящие, их можно ощутить ладонью, понюхать и даже попробовать на вкус.
Я перехватила одобрительный взгляд Ягушевской, и осталась очень собой довольна. Пусть этот противный остроносый тощак вынюхивает про меня и Коша Невмертича дальше. Никого не касается, что происходит между нами…
Дверь в зал открылась медленно, словно нехотя, но никто не вошел – по крайней мере, так мне показалось сначала.
А потом я заметила черное пятно на красной ковровой дорожке. Это пятно ползло, странно дергаясь и двигаясь рывками. Потом из пятна высунулась черная птичья голова с красным клювом…
Лебедь! Чёрный лебедь!.. Но откуда он? Я ведь не создавала иллюзию лебединого озера…
Удивительно нелепый, неуклюжий, черный лебедь ковылял от входа к сцене, вытягивая коротковатую шею и почти прижимая голову к полу. Птица разевала клюв, но это не походило на беззвучный смех, как в моём сне в кабинете Ягушевской. Лебедь вдруг тяжело завалился на бок, загребая крылом, дёрнулась ещё пару раз, и из клюва хлынула чёрная кровь, пятная ковровую дорожку.
Я замерла, с ужасом глядя на издыхающую птицу, попятилась и невольно вскрикнула, но не услышала своего крика. Зато созданная мною иллюзия колыхнулась, и визгливо дёрнулись птичьи голоса – будто диджей крутанул пластинку.
Ягушевская оказалась рядом со мной и приобняла за плечи.
– Всё хорошо, – услышала я её спокойный голос, – всё хорошо, убирай иллюзию постепенно. Дамы и господа, встреча окончена! – сказала она громко, уводя меня со сцены. – Всего доброго!
– Там птица… – забормотала я, цепляясь за Ягушевскую и не позволяя себя увести. – Там умирающий лебедь…
– Василиса, – Барбара Збыславовна остановилась и легонько встряхнула меня за плечи. – Какой умирающий лебедь?
Я указала на ковровую дорожку, и Ягушевская посмотрела в ту сторону.
– Ничего не понимаю, – сказала она. – Какой лебедь?
На дорожке и правда никого и ничего не было. Даже пятен крови. Мне почудилось?.. Я перехватила хитрый и пристальный взгляд блондинистой дамы, и уже сама удрала за кулисы.
– Расскажите же толком, что произошло! – начала сердиться Ягушевская.
К нам подошел Слободан и присел передо мной на корточки, заглядывая в лицо.
– Эй, Краснова, – позвал он. – Что за неполадки с иллюзией в самом конце? На вас это не похоже.
Сбиваясь и глотая слова, я рассказала им про чёрную птицу, и преподаватели выслушали меня внимательно и серьезно.
– И вы испугались? – спросила Ягушевская.
– Да, – ответила я озадаченно. Странно, почему я так испугалась какой-то птицы? Подумаешь, птица… Пусть и издыхающая…
– Опять чёрный лебедь? – удивился Слободан. – Если не ошибаюсь, вы видели его у меня на уроке?
– Наверное, – промямлила я, понимая, как глупо выглядела, и как глупо было бояться какой-то там иллюзии.
– Я всё проверю, – сказала Ягушевская. – Возможно, имело место вмешательство в иллюзию. А возможно… вы опять кого-нибудь притянули в свои мечты.
– Никого я не притягивала, – краснея возмутилась я. – Но там правда был лебедь. Чёрный.
– Я сам проверю, – сказал Слободан Будимирович и умчался, как на крыльях.
– Не ходите сегодня на занятия, Краснова, – Ягушевская поправила подвески на моём кокошнике и подтолкнула меня к выходу со сцены. – Отдохните. Вам нужен отдых.
Сделав два шага, я оглянулась и спросила:
