Книга Остров для особенных (сборник) - Хельга Лайс

становится скучно. Что ж, мы, что, изверги какие-то, не давать человеку хлеба и зрелищ? Уверяю всем сердцем, тебе точно понравится. Конечно, я не верил всему, что он говорил, но мне ничего не оставалось другого, как ждать сеанса кино или что там собрались демонстрировать. – Запускай – прорезал гнетущую тишину этот резкий приказ, не терпящий возражений и промедлений. Из-за увиденного мне хотелось ослепнуть и оглохнуть. А может, даже вообще в который раз умереть. Это была сцена того, как куда-то волочили за волосы и за руку мою мать, которая беспомощно кричала и пыталась вырваться. От потуг с неё свалилась одна туфля. Её тащили к тому зданию, где из крыши которого торчала труба с дымом, что валил из неё. Мать действительно сражалась до последнего. Её завели в мрачную камеру с размером в ванную комнату, и швырнули как ненужную вещь как можно дальше. Она и здесь пыталась встать и выбежать, но прямо, буквально, в паре шагов перед носом захлопнулась железная дверь с решетчатым окошком, со стеклом снаружи. Она била со всей мочи об преграду, но её усилия были бесполезны. Чья-то рука трогает педаль, что скрывалась за дверцей, имитированной под стену рядом с бронированной дверью, и тянет вниз. Через окошко можно было увидеть, как камеру заполняет едва заметный серый газ, и мать, осознавая, что сейчас произойдёт, снова схватилась за решётки, и её перекошенное гримасой ужаса лицо было направлено прямо на камеру. Постепенно её руки ослабляли хватку, пока совсем не отпустили прутья, а её лицо с той же самой гримасой не скрылось из виду. Её вытащили не сразу, как показывал таймер в левом нижнем углу экрана. Только открыли дверь, из-за неё тут же выпало то, что дало мне жизнь и растило. Её волокли точно так же, только уже за левую руку. Дорога вела в лифт, на котором спускались в подвальное помещение. Внизу сразу у выхода из погрузочной кабинки стояла огромная печь, где вовсю пылал беспощадный огонь, выбрасывая язычки своего пламени, словно требуя подпитки. Тело сложили пополам, затем его засунули в огромный холщовый мешок, как картошку, обвязав его сверху верёвкой. Мешок водрузили на сооружение, которое напоминало невысокую детскую горку, но когда был заведён механизм, нижняя часть поднялась вместе с телом, пока совсем не поднялась до такой высоты, при которой поклажа не без помощи со стороны, но покатилась в саму печь, в самое пламя. И на моменте пожирания огнём тела моей матери у меня дико заболело в районе груди. Мне было сложно поверить, что такое вообще возможно. Это больше напоминало военную хронику времён второй мировой, где немцы практиковали такой способ уничтожения целого пласта населения. Мучитель, дав знак приостановить видео, соизволил объяснить произошедшее. – Она дала миру бракованный товар, и бракованному нет места в нашем мире, где все должно быть идеально. Понимаешь, уголовников мы казним, алкоголиков и наркоманов убиваем посредством их же пагубных привычек. Людей, преступившие пенсионный возраст, но неработающих, мы по-прежнему ликвидируем, подрывая их здоровье при помощи лекарств. Тех, у кого IQ ниже 80 баллов, высылаем в города на принудительные работы, пока они не подыхают на рабочих местах и так далее. Это фильтр, благодаря которому мы делаем мир красивее, здоровее, умнее. Но для инвалидов нам захотелось исключение, потому что неинтересно их убирать, как бабку, отработавшую своё. И поэтому моим отцом был организован своего рода фонд, помогающий семьям с неполноценными людьми, через который выполняется наш план по избавлению планеты от неликвида, который зря растрачивает ресурсы земли. Те, кто управляет государствами, в курсе и в значительной доле от нашей сделки, потому что кому охота содержать немощных, не давая своим странах процветать так, как они этого заслуживают? Рост населения заботит многих, но этим вопросом никто не берётся заниматься всерьёз. Если раньше существовали эпидемии и войны, которые регулировали численность человечества, но сейчас наступили тепличные времена, когда ничто не способно влиять на продуктивность свиноматок. В древние времени больных младенцев сбрасывали со скалы, и никому не приходилось с ними возиться из-за гуманных соображений, а теперь из-за них мир погряз в нищете и голоде. Сейчас выхаживают каждого, даже больного, и это тупик нашего поколения, потому что больное не способно дать здоровое потомство. Вот ты совершенно не котируешься ни по каким признакам вроде красоты, здоровья, ума. И что ты дашь? Таких же больных ублюдков? Поэтому ты оказался здесь, а твою мать, да ничью на этом острове, мы не пускаем обратно, потому что по возвращении они разболтают все подробности и привлекут внимание общественности, которая хоть и тупая в своей большей части, но достаточно чтобы уничтожить то, что создавалось трепетно нашим семейством. И поэтому здесь никому не даётся возможность связываться с остальным миром. Ладно, теперь ты усёк, чего свидетелем и участником ты являешься? И да, бить матерей не хорошо, это понимает любой адекватный человек. Мои душевные переживания становились все более бурными, а от его слов так совсем все пылало, настолько ненавидел его всем существом, а страх быть убиенным испарился совсем. Жестокое и бессмысленное убийство моей матери лишало меня желания жить дальше. Разве можно с этим жить? Мучитель дал команду продолжать, и на экране сменялись нечёткие кадры, и я увидел Данилу, самого преданного друга, с которым я съел не один пуд соли. – Узнаешь его? Славный малый, да только стоило ему связаться с тобой, так тут же стал обречён на наказание. Он нам нравился, но это вынужденная мера. Разболтал бы лишнего, и испортил бы мои многолетние труды. Видишь, до чего ты доводишь людей? Камера акцептировалась с предельной педантичностью на его лице. Лицо, полное испуга и недоумения. Его точно так же подвесили, как и меня. Но разница только в том, что его стали пытать сразу же, если верить тому, что демонстрировалось на экране. А ещё ему не затыкали рот кляпом, и его крики боли и страдания отдавались у меня ужасающим эхом. Сначала его стали отмечать маркером на теле, словно обречённую на съедение свинью. Меня дико тошнило… Сначала ему стали отпиливать простой пилой левую руку с культей. Я пытался руками как-то прикрыть уши, но ничего не получалось. Нечеловеческий крик отдавался словно кувалдой в моем мозгу. – Дурак! – раздался с экрана недовольный вопль мучителя в адрес помощника мясника, когда шлёпнулась первая отрезанная короткая конечность несчастного Данилы, – оно должно быть стерильным, а из-за тебя придётся эту руку выбраковывать. – Прощу прощения, парень больно дёрганый… – тот начал было