– Вы – подлец! – выдохнула я.
– А вы – шлюха. Увидимся, Келерой.
И, развернув своего скакуна, директор поскакал вниз по проспекту, я же стояла у шлагбаума и яростно смотрела ему вслед.
Ненавижу…
* * *
От эмоциональных потрясений, внезапных встреч, записок, навалившихся скопом, я будто перегорела. Сначала собиралась жестоко поквитаться с Фрэнки, но, пока поднималась на последний этаж общежития, окончательно успокоилась, даже энергия перестала бурлить и теперь тяжело колыхалась вокруг меня мрачным маревом.
Отворив дверь в комнату, я враждебно уставилась на спящего младшего. Толстая рука свисала с койки, под ней валялись горы книг и журналов, пустые бутылки из-под газировки, обертки от шоколадок. Тягу к алкоголю Фрэнки заедал сладостями, и даже я заметила, как в последнее время его разнесло.
– Эй, Фрэнк, просыпайся. Фрэ-э-энк…
Он заворочался, простонал, но глаз так и не открыл.
– Чего тебе? – донеслось бурчание, приглушенное подушкой.
– Ты зачем пошел к директору? Я же сказала, что подумаю.
– Знаю я это твое «подумаю»… – Он шумно посопел и невнятно продолжил: – Я, кстати, и сам не дурак… могу поступить туда на общих основаниях…
Малолетний идиот.
– Не можешь. Данкер заявил, что если я хочу устроить тебя на курс, то должна… хм… с ним отужинать.
Фрэнк натянул на уши простыню и сладко зевнул.
– Так это же круто. Переспи с ним. Делов-то… Мужик хочет тебя. Хрен разберет, вернешься ты домой или нет. А так – директор филиала, хоть какая-то стабильность, и мы оба в шоколаде.
Я смотрела на его выгоревшие на солнце вихры и ощущала, как меня морозит изнутри, словно кто-то воткнул между ребер сосульку, и даже больно немного.
Как мы докатились до такой жизни?
– Жаль, отец не слышит тебя, – прошептала я. – Вставай, Фрэнки! У тебя длинный день.
– А? Я только лег, Флорь, дай поспать.
– ВСТАВАЙ, сказала! – Я зажгла на ладони гравитационную структуру. Та затрещала, на стенах комнаты замерцали блики.
Братец мгновенно подскочил на койке, сон его как рукой сняло! Мм… какой полезный побочный эффект у боевого заклинания.
– У тебя снова крыша поехала?! – перепуганно выпучил он глаза. – Что случилось?!
– Собирайся, Фрэнк, и отправляйся искать работу. Лучше сразу с проживанием, потому что директор не намерен больше терпеть наркомана в филиале. И я не знаю, сколько времени он даст тебе на сборы. Так что давай живей!
– ЧТО?! – Младший опешил. – Но… но ты… ты не можешь меня выгнать! Куда я пойду?! Здесь, в Воленстире?! Ты мой опекун! И ЭТО ТЫ МЕНЯ сюда приволокла! А теперь… да… Так нельзя… нельзя!!!
Фрэнки впадал в истерику, но ослушаться меня боялся и дрожащими руками натягивал штаны и мятую рубашку.
Вообще-то, он прав. Бросать его теперь нельзя, и не только из-за собственных принципов и регесторских законов, но и из-за проклятой записки. Однажды кто-то, кем бы они ни являлись, уже манипулировали братом, и если с ним что-то снова произойдет, это будет только на моей совести.
– Угу. Поэтому с жильем я помогу, тебе все равно его никто не сдаст, а вот с оплатой – давай сам. Понял? А сейчас топай, и чтобы вечером была работа.
– Ты совсем ку-ку?! – захрипел он, косясь на сверкавший светом шар. – Меня никуда не возьмут! Думаешь, я не пытался? Сейчас я Жуком занят, дай мне хоть неделю, чтобы закончить его! И… почему ты просто не можешь потрахаться с этим директором?! Он вроде не урод и не воленсти…
Я швырнула-таки в младшего гравитационную сферу.
БУХ! Она угодила в кровать, и та осыпалась щепками.
– В следующий раз не промахнусь, – предупредила его.
Фрэнк побледнел как мел.
– Припадочная! – Схватив сумку, он молниеносно промчался мимо. Дверь хлопнула, и уже из коридора донеслось: – Да пошла ты!!!
Еще немного поглядев в одну точку, я достала из кармана записку. Прочитала снова. Площадь у акведука… Помню ее, это на другом конце города, мы с Лексом как-то проезжали там в коляске. Красивое место.
Решено. Я пойду туда ночью.
Но на саму площадь не выйду. Уж слишком все это смахивает на ловушку. Притаюсь в кустах и прослежу, кто явится на встречу. Пора наконец выяснить личность таинственного всезнающего доброжелателя.
Тиреград. Филиал Института артефактологии
Фрэнк Келерой
Искать работу? Фрэнку? В Тиреграде?
Фло в своем репертуаре – сделай, а как, ее не волнует. Никакую работу он искать не намерен, лучше с Жуком закончит, а сестрица никуда не денется, перебесится и с жильем поможет. Наверняка ведь сама виновата – раз директор Данкер встал на дыбы и припомнил их грешки, значит, старшая окончательно вынесла ему мозги. Она это умеет.
Засев на лавке у соседнего подъезда, Фрэнк видел, как сестра-мегера промчалась через рощу на занятия.
Надо бы дождаться Митру. Они договорились встретиться ближе к вечеру, но Фрэнк внезапно осознал, что желает видеть ее немедленно. Прямо сейчас! Особенно сейчас – после припадка Флорьки ему крайне необходимо перекинуться хотя бы парой слов со своей первой и единственной подругой! Чтобы она посмотрела на него как умеет – по-доброму, чуть смущенно, с затаенным восхищением и любопытством!
Митра – она словно глоток свежего воздуха в его протухшей жизни, всегда приветлива, а когда улыбается по-детски непосредственно, сердце Фрэнка тут же ускоряет ритм, и откуда-то появляются силы носиться по городу и искать материалы для Жука, изучать радиомеханику и даже дурацкий местный язык. Все ради одного – не ударить в грязь лицом перед этой девчонкой, не увидеть в больших черных глазах разочарование.
По той же причине он почти ничего о себе не рассказывал. Сначала воленстирка еще засыпала его вопросами о жизни в Регесторе и причинах переезда, потом резко прекратила и, наоборот, сама стала без умолку болтать о городе, традициях черных, радиомеханике – обо всем на свете. Но спроси Фрэнка, вряд ли он сможет воскресить в памяти и половину тех историй, зато сразу вспомнит, как тоненькая и гибкая Митра, лежа на гранитном парапете набережной, сосредоточенно вычерчивала крылья Жука и при этом дрыгала ногами в воздухе под задорную музыку из ближайшего радиоприемника.
Спустя пару часов Флорька, как прежде дерганая и злая, пронеслась обратно в квартиру.
Пора!
Фрэнк выскочил на главную аллею, добежал до ворот и принялся ждать. Еще только утро, а из пустыни уже нанесло красной пыли, она тонкой взвесью висела в воздухе, снижая видимость. Пальмы теперь тонули в мистичном малиновом флере. Их гигантские темные листья слегка колыхались, необычно контрастируя с солнечными лучами. Мир преображался стремительно, становился таинственным и даже пугающим, тени более рельефными, а вокруг бликов появлялись странные радужные кольца.
