тщательно отмеряющего слова тихони занимал опытный профессионал, оседлавший любимого конька.
— Э… — определённо, наши роли поменялись. Пришла моя очередь заикаться и лепетать. — Сорт — не знаю. Есть белый, очень вкусный — вот он, кстати, — я достал гроздь столового винограда. — И есть тёмный. То есть, я подозреваю, несколько тёмных сортов. Ну и по мелочи кое-что.
— Как подрезаете? Сколько, когда? Как сформирована крона? — вместо того, чтобы попробовать на вкус, Невилл отщипнул и разрезал одну ягоду, начав что-то в ней рассматривать. — Зимы какие?
— Зим нет, есть короткие сезоны дождей. Это экватор. Но климат — похож на средиземноморский. Как на юге Италии.
— Да где же это чудо? Поди, два урожая в год… Хотя ладно. Летнюю подрезку делаете?
— Нет, вообще не делаем.
— То есть, только осенью… в смысле, после сбора урожая. — Невилл что-то рассматривал на черенке. — А чем вы…
— Ты не понял. Мы вообще ничего не подрезаем.
— В смысле? — Невилл аж отложил гроздь, у которой что-то соскребал с черенка ногтем. — У вас там просто дикий виноград, что ли?
— Ну… нет. Никаких зарослей. У каждого куста — столбик, и струны натянуты.
— Уже неплохо. И что вы делаете, чтобы всё и дальше росло нормально?
— Ничего. В смысле, оно растёт, а мы ему не мешаем. Поливаем в жаркие недели.
— Гарольд, но это невозможно. Ты лично это видел? Или вы совсем недавно получили в наследство ухоженный виноградник и ещё не успели его безнадёжно запороть? Нет, постой. — Он взял столовый виноград. — Вот конкретно эта гроздь — как она выросла?
— Ну, конкретно этот сорт растёт не на винограднике. Он увивает беседки и образует живые коридоры над дорожками. Очень густо и по жаре приятно. И вот такие грозди просто свисают вниз. Будь они неладны.
— Почему неладны? Хотя неважно. «Густо» — это фигура речи? Просто аккуратные кусты вдоль дорожек, недавно посаженные?
— Посажены, наверное, давно. Двадцать лет назад они уже увивали дорожки так же, как и сейчас, — я перевёл три прошедших года на саргассово время. — И «густо» — это густо. Условные стены, потолок — всё увито листьями, там приятная тень и полумрак под ними.
— Так не бывает, — он посмотрел на меня с подозрением. — Ты меня разыгрываешь?
— Да зачем мне тебе врать по такому поводу, Невилл?
Лонгботтом задумчиво посмотрел на гроздь.
— Ладно, слушай минимальный ликбез. Культурные сорта винограда не могут существовать без регулярной подрезки. Вообще. Причина — очень быстрое разрастание побегов. В этом году — три, в следующем — десять, еще через год — тридцать и так далее. Побеги забирают на себя все питательные вещества, листьям не хватает света. Ягоды становятся мелкими и кислыми, весь сахар идёт в ботву. Очень быстро культурный виноград превращается в дикий, а далее зачастую чахнет и умирает.
— Ваши беседки, Гарольд, вполне могут быть увиты густой дикой лозой, — подытожил Невилл. — Но вот такие, крупные и сладкие ягоды там никогда не вырастут.
— Убедительно. И как часто нужно проходиться по лозе ножом?
— Секатором. Или «Секо». Если куст уже сформирован, подрезку делают не менее раза в год, осенью или весной в зависимости от того, какая зима. Это если урожай — один раз в год. И это минимум. Обычно подрезают ещё и летом — чтобы, исходя из положения завязавшихся гроздей и молодых побегов, специально направить больше питательных веществ в ягоды. А если ягод на кусте получается слишком много — удалить часть из них.
— Подожди. Кто-то специально удаляет часть завязавшихся гроздей, чтобы оставшимся досталось больше сахара?
— Я скажу больше. Для приготовления элитных вин лозу, бывает, специально заражают болезнями, которые прореживают число ягод в пределах одной грозди. Упрощённо говоря, весь куст целое лето работает для очень небольшого количества виноградин. Это позволяет не просто накачать их сахаром, но и насытить уникальным букетом, который потом перейдёт в вино. Вкус, аромат… те следовые примеси, которые и делают вино отличным от сладкого спирта — вот они при таком подходе сгущаются так, как никогда не происходит при самой правильной подрезке и удачной погоде. Но ягод получается совсем мало, да и больная лоза рискует погибнуть, поэтому такое вино стоит дорого и выпускается в небольших объёмах.
Я задумчиво выложил на стол «Календарь вертоградаря» и некоторое время молчал.
— Получается, следовать советам из книг мне нельзя. Или можно, но с большой оглядкой, предварительно проверяя на отдельных кустах. Ведь, если на моих кустах всё растёт без подрезки, то не испортит ли секатор работающую схему?
Невилл задумался.
— Нужно смотреть на живые растения. Без понимания, что вообще происходит и почему всё работает само собой, принимать решение глупо.
Для себя же я понял ещё одну вещь. Глупо задумываться о виноделии, если ты сам его не пьёшь. Вино может быть или «дорогим», или «кислым, как моча» — это всё, что я знал до сегодняшнего вечера от дяди Вернона. О том, что за абстрактный «букет» может вестись настолько драматическая борьба, я даже не догадывался. Ну и чего я собрался квасить в чанах, если не понимаю, что требуется взрослым ценителям благородного напитка?
Между тем, Невилл отщипнул и бросил в рот пару ягод. Прожевал, прикрыв глаза.
— Какой приятный вкус. Гарольд, ну вот почему в вашем винограднике всё так получается? И ягоды крупные, и много их, и тот самый аромат, о котором я говорил… Погоди, они что, магически активные?
— Да, совсем немного, — я глянул на ягоды вторым зрением. Они слегка светились глубоким светло-синим цветом. — Восстанавливают магию, но очень мало. Ничего особенного.
— Ничего особенного? — Невилл задумчиво посмотрел на меня. — Гарольд, тот стимулятор, что ты дал Грэйнджер… Ты… вы ним случайно лозу не поливаете?
— Нет. У меня… у нас его немного, на полив точно не хватит.
— Ага. А воду на полив вы откуда берёте?
— Из… скважины.
До меня внезапно дошло, что я не представляю, откуда вода поступает в скважину. Что там, на очень большой глубине?
— Так. Ты говорил о средиземноморском климате. Означает ли это, что рядом море?
— Океан, скорее всего.
