Джеймсон прибыл на аукцион с Руби Уайт, за которой ухаживал.С ними явилась Джейнис Армстронг, партнерша Руби по бизнесу, в туристическомагентстве которой мне довелось поработать.
Мистер Митчелл — с виду прямо тот же Тревор, толькопостарше, со светлыми волосами, тронутыми сединой, — появился в обществедругих миллионеров и расположился, разумеется, в первом ряду. Через пару минутпришел и уселся в нескольких рядах позади него мистер Беркли.
Мой пульс учащался, руки становились все горячее.
Наконец вошли и мои родители. На то, чтобы раскланяться ипоприветствовать всех знакомых, у них ушло немало времени.
Наконец мама заметила меня, и родители подошли к нам.
— Замечательно, что ты решил посетить аукцион, —сказал папа, пожимая Александру руку.
— Может быть, в следующий раз ты и сам выставишь своикартины, — подхватила мама.
— Сара, нам лучше сесть, пока все места незаняли, — вмешался отец. — Желаем приятно провести время.
С этими словами они направились к свободным местам, ближе ксередине.
Тут по залу прокатилось оживление, связанное с появлениемчего-то неожиданного.
В зал вступили родители моего возлюбленного. Миссис Стерлингдержала в руке черно-красный зонтик, одета была в облегающее платье, обута всапоги на огромных каблуках. Мистер Стерлинг имел при себе трость снабалдашником в виде черепа. На нем был костюм, сорочка с ярко-зеленымгалстуком и крылатка, наброшенная на плечи.
Моя физиономия расплылась в улыбке.
Некоторые женщины обмахивались программками аукциона. СоСтерлингами не разговаривал никто, но все пересуды были только о них. Залнаполнился шепотками и приглушенным гомоном. Сплетники принялись чесать языки.
В клубе всегда проявляли интерес к своим. Кто с кем пришел,кто во что одет. Ну а уж чужаки, ясное дело, вызывали еще большее любопытство,даже если ничем и не выделялись, чего никак нельзя было сказать про четуСтерлингов.
Они привлекли всеобщее внимание, но приветствовали их толькомои родители да мистер Беркли.
Я подняла было руку, чтобы помахать им, но Александрторопливо перехватил ее.
— Нет уж, через это я должен пройти один.
В конце концов Стерлинги уселись рядом с Джеймсоном и егодамами.
Вскоре на подиум поднялась миссис Митчелл.
— Леди и джентльмены, добро пожаловать на нашеежегодное мероприятие. Сейчас я передам бразды правления аукционисту. Сегоднявашему вниманию будет представлено множество разнообразных произведенийискусства — керамика, живопись, скульптура, резьба по дереву. Благодарю за то,что почтили торги своим вниманием. Желаю приятно провести время, удачныхпокупок!
На подиум поднялся распорядитель торгов, пожилой джентльменв костюме. Какой-то волонтер водрузил на стол стеклянную вазу, украшеннуюроссыпью самоцветов. Ее увеличенное изображение тут же появилось на огромномэкране позади подиума.
Я ерзала на самом краешке откидного сиденья.
Миссис Митчелл зачитала краткое описание предмета и объявиластартовую цену — пятьсот долларов.
— Пятьсот баксов за вазу! — шепотом вырвалось уменя. — Ну у них и цены! Ни в коем случае не поднимай руку, — шутливопредупредила я Александра. — Я ведь тебя знаю! Ты бы рад все тут скупитьмне в подарок.
Однако Александру было не до шуток.
— Я не слишком высоко оценил свои работы, — шепнулон в ответ. — Может, надо было запросить больше?
— Да уж, твои картины всяко лучше, чем эта дурацкаяваза.
Однако торг пошел оживленный. Цена быстро взлетела, и всегочерез несколько минут «дурацкая» ваза ушла более чем за тысячу долларов.
— Вот бы у меня было что-нибудь этакое напродажу, — пробормотала я, воодушевленная видом купюр. — Тут ведьмиллионы заработать можно.
Несмотря на то что сама я не торговалась, азарт охватил именя. Теперь мне стало понятно, почему мои земляки с таким нетерпением каждыйгод ждали этого события. По накалу страстей торги не уступали лотерее сбольшими призами. Их участники вертелись на своих местах в предвкушении удачнойпокупки или в надежде на изрядный куш — как правило, вдобавок к уже имеющимсямиллионам.
Потом на мольберт установили картину, покрытую тканью. Когдапокрывало сдернули, несколько человек охнули. Послышался оживленный шепот. Этобыл вид того самого загородного клуба, где проводился аукцион. Пейзаж работыАлександра. В первый момент я ощутила гордость от того, что его полотновыставлено на всеобщее обозрение. Никто даже не догадывался, что автор картинысидит рядом со мной.
— Работа принадлежит кисти молодого дарования изЕвропы, — объявила миссис Митчелл. — Мы располагаем лишь скуднойинформацией об авторе, однако, как вы можете видеть, полотно говорит само засебя. Неповторимая, своеобразная манера письма. Художник утверждает, что былочарован и вдохновлен красотой нашего города, едва увидев его.
Зрители привставали и перешептывались, словно рассматривалимузейный экспонат.
— Начальная цена — пятьсот долларов, — объявилаукционист.
— Пятьсот? — переспросил какой-то джентльмен,сидевший перед нами.
— Не могу понять, как мы вообще на это решились, —шепнул мне на ухо Александр. — Сейчас все пойдет прахом. Мне останетсялишь поцеловать на прощание особняк и тебя.
— Пятьсот за такую картину, это смешно! —прозвучал тот же голос. — Даю семьсот.
Я в изумлении повернулась к Александру.
— Восемьсот! — выкрикнул еще кто-то, подняв своюпрограммку.
— Девятьсот!
— Я не ослышался, девятьсот? Тысяча! — заявил тот,кто первым вступил в торг.
— Тысяча сто.
— Тысяча пятьсот.
Программки поднимались одна за другой, пока наконецаукционист не повторил трижды последнюю цену:
— Две тысячи. Продано! Он стукнул молотком.
Я схватила Александра за руку и сжала ее изо всех сил. Я ипрежде была полностью уверена в бесценности произведений возлюбленного и немогла не гордиться тем, что за них отвалили такую кучу денег. Самым большим,что удалось в своей жизни наторговать мне, было три доллара, полученные зашоколадное молоко в жаркий летний день. Да и их мне заплатил папа.
Между тем члены клуба не могли сдержать эмоции и горячообсуждали проданное произведение.
Оказалось, что торги выиграл президент загородного клуба.
— Я хотел бы повесить эту картину прямо здесь. Пустьвсе видят, — заявил он.
Я была буквально ошеломлена, причем не только тем, что заработу Александра люди с готовностью отдали столько денег. Пожалуй, еще большеменя поразило то, что картина кисти моего готического вампира, похожего напризрака, могла украсить такую цитадель консерватизма, как занудвилльскийзагородный клуб.