Я хотела бы выразить благодарность за бесценные наставленияи участие в моей писательской карьере следующим изумительным людям — КэтринТиген, Элен Левин и Джулии Лэнски.
А также, конечно, всем членам моей чудесной семьи, родичам исвойственникам — папе, маме, Марку, Бену, Джерри, Хэнку, Венди, Эмили и Максу —за их поддержку.
1. Срочное письмо
Письмо появилось таинственным образом. Воображение рисоваломне рассыльного в виде загадочной фигуры, укрытой под древним черным плащом скапюшоном и незаметно проскальзывающей в железные ворота особняка. Возможно, онприбыл к жилищу Стерлингов, похожему на дом с привидениями, на катафалке илиперелетел ограду в обличье летучей мыши.
Обычно к наступлению сумерек почтовый ящик, торчавший вконце длинной извилистой подъездной дорожки, был пуст, как незанятый гроб.Стало быть, письмо кто-то мог незаметно подбросить в те часы, которые япроводила в мансарде, прижимаясь к бледным, как у мертвеца, но полным жизнигубам моего возлюбленного.
Прошло несколько недель с того дня, как мы с Александромвернулись из Хипарьвилля, где пережили рискованные приключения. Возлюбленный неукусил меня, но все же заставил ощутить себя частью потустороннего мира.
В это время мы фактически начали жить вампирской жизнью, нина что не отвлекаясь. У меня не было необходимости отрываться от дневного снаради занятий в школе. Вокруг не крутились ни Тревор Митчелл, который вечно комне цеплялся, ни прочие ученики нашей школы, высмеивающие мою манеру одеваться.Не было ни вампиров, таящихся на кладбище и желающих испортить нам сАлександром свидание под звездами, ни малолетнего кровососа, норовящегоприобщить к своему миру моего младшего братишку и его друга. Отделавшись отмстительных Максвеллов, мы с Александром получили возможность объединитьвоедино миры смертных и бессмертных.
Кроме того, я начала заниматься тем, на что раньше у меня небыло возможности, то есть обустраивать особняк как собственный дом. А почему быи нет? В свое время, совсем девчонкой, я лазила в заброшенный дом без спросу,через подвальное окошко, а теперь находилась там по приглашению, имелавозможность беспрепятственно расхаживать по потрескавшимся ступенькам крыльца,входить и выходить в скрипучую заднюю дверь, всегда открытую для меня.
Никогда в жизни я не была так счастлива.
Я преображала особняк в загородный замок, в котором быласредневековой королевой, а Александр — моим очаровательным королем. Вместо тогочтобы проводить лето в крохотной комнатушке, я неожиданно получила в полноераспоряжение настоящие дворцовые палаты. Драная занавеска в спальне Александрабыла заменена новой, с черными кружевами. К старинным канделябрам, внезапамятные времена привезенным его бабушкой из Румынии, я добавила ещенесколько, купив их на распродаже. В металлических вазах появились черные розы,ароматические свечи курились лавандой, повсюду были рассыпаны розовые лепестки.
Джеймсон, дворецкий Александра, похоже, не имел ничегопротив. Более того, кажется, ему даже нравилось видеть следы женского — в моемслучае девического — присутствия в запущенной усадьбе.
Похоже было даже на то, что и сам особняк радовался моемупоявлению. Неровные доски пола теперь особенно выразительно скрипели под моиминогами. Они словно приветствовали меня. Ветер на чердаке завывал громче, чеммне это помнилось, фундамент дружелюбно потрескивал, а эхо, гулявшее по дому,сделалось куда более гулким. Огромное здание подмигивало мне мерцающими свечамии поблескивало паутинками.
На протяжении дня я нежилась в холодных, как у трупа, рукахАлександра. Мы в обнимку лежали в его гробу, а вечерами торчали под тяжелуюмузыку или смотрели полуночное шоу.
Стерлинг предоставил мне отличное место для хранения всякихмелочей. В пяти выдвижных ящиках потрескавшегося дубового бюро с круглымистеклянными ручками он хранил свою одежду. Средний из них Александр освободилспециально для того, чтобы я могла наполнить его, чем мне заблагорассудится.Одна стеклянная ручка треснула, поэтому возлюбленный поменял ее на деревянную,вырезанную в форме ворона. Там даже замок имелся. Сначала я думала, что этотолько для виду, но при ближайшем рассмотрении он оказался настоящим.
У нас дома в моей спальне царил настоящий хаос. Одежда,журналы, средства для ухода за волосами валялись как попало и где попало. Затоздесь, в моем ящике комода, древнего, как сам Дракула, царил образцовыйпорядок. В нем лежали пара чулок, мой балахон с капюшоном, несколько футболок исаше в форме летучей мыши. Александр вообще оказывал на меня сильноеположительное воздействие.
Я нередко испытывала зависть к вещам, хранившимся в этомящике. Ведь они имели право называть особняк своим домом, тогда как мнеприходилось постоянно возвращаться под родительский кров, на Занудвилль-драйв.
В особняке я ухитрилась даже заняться выпечкой, делалапеченье в виде привидений, маленькие кексы в шляпах ведьм и тому подобныелакомства. Во мне обнаруживались такие стороны, о существовании которых я дажене подозревала.
Родители были довольны, поскольку я приходила домой обедатьи никогда не задерживалась позже полуночи. Они видели, что настроение у менябодрое, и радовались тому, что уж это лето я точно не проведу в своей комнате.
Александр тоже казался счастливым и воодушевленным. Если мы повечерам не совершали прогулки по кладбищу, то он писал пейзажи и мои портреты,создавая одно произведение за другим. Среди них было много жизнерадостныхизображений городских окрестностей, где мы с ним бывали, — гольф-клуб,наша школа, дубовый парк, закусочная Хэтси, качели в Эванс-парке, историческаябиблиотека. Все эти картины были яркими, живыми, прочувствованными. Ониотражали доброе отношение Александра к городу. Мне было приятно, чтовозлюбленный действительно нашел здесь свой дом.
Оба мы ведать не ведали, что неожиданное письмо вот-вот всеэто изменит.
Александр взял меня за руку, и мы двинулись по подъезднойдорожке.
У ворот он привлек меня к себе и сказал:
— Эти последние недели просто великолепны. Все именнотак, как и должно быть. Только ты и я.
— Навсегда? — спросила я, устремив на него взгляд.
Он кивнул, челка эротично упала ему на глаза. Я чувствовала,что любимый как никогда доволен жизнью. Он одарил меня долгим поцелуем, откоторого замирало сердце и подгибались колени.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, свет уличногофонаря, отразившийся от чего-то, упал на почтовый ящик, и стало видно, что егофлажок поднят.
