Книга Отступники Старого мира - Георгий Воробьёв

вю — не более, чем сбой в работе головного мозга, с другой — на меня как из ведра лились воспоминания об этом учении. Я чувствовал себя застрявшим между этими картинами мира. Застрявшим в лесу между ужасом и покоем. И я понятия не имел, какая дорога ведёт к одному, а какая — к другому. Цепляясь за идею о нарушении восприятия, я не знал, дарует ли она истинный покой. Я лишь продолжал искать ответы на конкретные или самые отвлечённые вопросы, которые каким-то образом имели непосредственное отношение к тому, виновен ли я в убийстве этих людей.

Я не знаю, сколько времени прошло и как мы оказались в вестибюле администрации. Рассевшись где попало, мы пытались осмыслить произошедшее. Откуда-то появился Лассон. Он о чём-то перешёптывался с некоторыми из рабочих, пока Галаш, Мекат и Ижу не пошли за ним наружу. Я выглянул в окно, через которое были видны ворота. С неба опять сыпал снег. Люди вышли за пределы порта, а через несколько минут вернулись. Они занесли тело в здание напротив того, из которого мы стреляли, и снова отправились наружу.

Мне послышался какой-то шум из глубины администрации. Прислушавшись, я понял, что это звонок телефона. Сначала я удивился и подумал, почему Умак не отвечает. Потом заметил, что мы не на «Заре», машинально поднялся и пошёл на звук. Добравшись до аппарата, я снял микрофон. Из динамиков донёсся взволнованный голос:

— «Январь» вызывает порт, — это был не диспетчер.

— Порт на связи, — ответил я.

— Кто говорит?

— Помощник главного инженера «Зари», Ашвар Шел-Тулия…

Прежде чем я успел задать вопрос, голос затараторил:

— Я пытался дозвониться до вас несколько раз. Почему вы не отзывались? — и, не дав мне ответить, он продолжил: — Слушайте внимательно. У меня мало времени. В колониях что-то происходит, и ответственен за это Менаги. Я не знаю, кто ещё с ним заодно, но дежурный диспетчер на «Январе» — точно один из них…

— Что? — спросил я, ничего не понимая.

— Слушайте! — настойчиво повторил голос. — Никаких экспедиций нет! Менаги…

— Подождите! — сказал я, пытаясь прорваться к тому, что́ он говорит, сквозь пелену, обвалившуюся на меня после стрельбы.

Но он продолжал, не обращая внимания на мою просьбу:

— Менаги вместе с группой других чиновников «Января» всё подтасовал. Они присвоили бюджет экспедиций. Они не пытаются ничего искать. Их нужно остановить! Я должен бежать. Передайте остальным!

— Откуда вы знаете? — только и успел спросить я, но никто не ответил. — Алло! Алло! Ответьте!

Я продолжал кричать в микрофон, пока не обратил внимания, что из динамиков идёт только обычный шорох. Говоривший со мной уже повесил микрофон. Я не мог сконцентрироваться на том, что произошло. Весь разговор отдавался какой-то кашей в моей голове. Голос казался странно знакомым, не увязываясь при этом ни с одним лицом. Я положил микрофон и на еле двигающихся ногах вернулся в вестибюль в полной растерянности.

Лассон с остальными уже был там. Они складывали оружие заключённых в кучу в одном из углов зала. Я молча наблюдал за ними. Несмотря на то, что Лассон проработал весь этот план и был одним из главных исполнителей, он держался гораздо лучше других. Его голос стал более глухим и жёстким, а на лице застыло какое-то каменное выражение. Но на этом, в общем-то, было всё. Его поступь была твёрдой, и он единственный что-то предпринимал, а не сидел у стены, пытаясь осознать произошедшее. В этом было что-то поддерживающее и отталкивающее. Словно он просто шагнул дальше. Мне не казалось, что ему всё равно, но, похоже, для него это событие не имело того грандиозно ужасающего значения, как для нас. Из-за этого мне хотелось его обвинять в том, что произошло. Но меня останавливала мысль, насколько такие обвинения нелепы. Тем более что мы выполнили приказ, поступивший с «Января». Я присел у стены и обнаружил, что всё ещё сжимаю винтовку в руке.

Когда парни закончили с оружием, Лассон подошёл ко мне и тихо сказал, что мы должны сообщить о произошедшем. Я снова поднялся, и мы прошли в телефонную. Там я, наконец, прислонил ружьё к стене и, прежде чем взяться за аппарат, вспомнил о разговоре, состоявшемся всего несколько минут назад. Я рассказал об этом норвальдцу. Он кивал чему-то, пока я говорил, но не выглядел хоть сколько-то удивлённым.

— Кто этот парень, который звонил? — спросил Виктор, когда я закончил.

— Понятия не имею, — ответил я. — Он не назвался.

— Всё это кое-что проясняет…

— Что?

— Помнишь свалку машин, на которую мы наткнулись? Почему она не была отмечена на карте? Да и ремонтной станции мы никакой не обнаружили.

Эта история казалось чем-то, что произошло очень давно. Я уже успел напрочь позабыть об этой свалке, хотя мы просидели там несколько часов. Лассон между тем продолжал:

— Что если Менаги нанял иностранных рабочих не для того, чтобы проводить экспедиции, а чтобы они просто перегнали все машины в ту лощину? А потом посадил их на корабль и увёз обратно. Тогда никто ни о чём бы не узнал.

У меня голова еле соображала, и вся эта теория казалась каким-то бредом.

— Зачем? — только и мог спросить я.

— Ну если этот таинственный незнакомец не врёт, то на этом можно было убить всех зайцев сразу, — ответил Лассон. — Ты сам говорил, что единственное средство связи в Антарте — телефоны, которые замыкаются на «Январе». Кроме этого остаются только вездеходы. Невозможно контролировать передвижение машин между станциями. Но если их забрать? Тогда каждой станции можно скармливать нужную информацию — всё равно никто не сможет проверить. А экспедиции были идеальным поводом для того, чтобы позабирать машины у колоний. Менаги может не только разворовать бюджет разведки, но и давить на вас, чтобы вы добывали больше топлива. Чтобы спонсировать им эти несуществующие экспедиции. Остаётся только продавать излишки нефти и совать выручку в свой карман.

Всё, что рассказывал мне Лассон, было складным, но я ни на минуту ему не поверил. Менаги, обворовывающий Антарту? Освободитель нашей страны? Мы все воспринимали его не иначе, как героя. Он вдохновлял нас на бунт. Лакчами в любой момент могла арестовать его. И я прекрасно знал, что его ждало в такой ситуации. Что-то во мне дрогнуло от этого знания. Петля на городской площади. Но Менаги не испугался тогда. Он рисковал своей жизнью, чтобы Антарта стала независимой. И тут у меня что-то щёлкнуло в голове. После всего, что Менаги сделал для колоний, мы безоговорочно доверяли ему. Окончательное решение по всем вопросам принадлежало ему. Кто-то