перед Долегоном, который внимательно его разглядывал). Но сдобная юношеская ручка грозно (ну, наверное, он думал что грозно) легла на эфес меча. Да что там, он даже бровки сурово сдвинул!
— А ты чего такая наглая, а? Ты что — мать драконов?
Ну нельзя же так бессовестно подыгрывать, дружок!
— Бери выше! — весело ответила я. — Я бабка драконов! — и четырнадцать девочек за моей спиной распахнули разноцветные крылья, разом заслонив полнеба…
Я вам скажу, в какой момент драконов становится много. Один — уже слишком много для неподготовленного человека, это я вам на основании десятилетий наблюдений заявляю. Пять — это много по-любому, с какой стороны ни посмотри. А уж четырнадцать…
Пухляш шарахнулся назад и завалился на спину, запнувшись о какой-то камешек.
— Примите его, Дол, — кивнула я, и наш гость заорал.
Опять же, согласна — в первый раз как-то не по себе, когда из вроде бы пустых кустов выдвигается нечто практически прозрачное и при этом сильно похожее на эти самые кусты, и в прозрачном и странном едва угадываются как будто бы человеческие черты.
Стук копыт затихал, удаляясь по дороге.
— Вставай, — убийственно спокойно велел, окончательно проявляясь, Долегон.
Крышка котелка забрякала, и Надежда Романовна деловито сняла её, чтобы заварить чай.
— Ой, вэй! — хмыкнула она, брякая в котле деревянной ложкой. — «Мать драконов»! Надо же! На Старой Земле ещё смотрят такую древность? Потому что в то, что такое чмо читает, я ни в жисть не поверю…
Спустя полчаса явились наши мужики. С удивлением посмотрели на нахохлившегося лендлорда. Сват (наш с Вовой сват, князь восточный), выслушав обиженный рассказ супруги, лично выволок господинчика за шкирятник и выписал ему прощальный пендель.
Ну в самом деле — возиться с ним, что ли? Лошадка его подружилась с Андле и уходить не захотела. Да и пусть. Ещё я себе голову истерическими дураками не забивала!
Мы дружно плюнули на этот досадный эпизод и стали наслаждаться всякой морской вкуснятиной. Оно пока готовилось, уже было умопомрачительно, а уж когда елось! Потом купались. Потом утешали Андле, которая скорей хотела монстра, а тут, оказывается, надо подождать прилива, патамушта мелко… Она с трудом утешилась, но с берега уходить наотрез отказалась. Всё прислушивалась да приглядывалась. Да и ладно, не маленькая, поди.
Потом снова явился пухляш. Нет, ты глянь, неугомонный какой!
Оказывается, те граждане из его отряда, что ускакали раньше, узрев четырнадцать реликтовых рептилий, заслали дежурного тревожного голубя на дежурную заставу Приморского княжества. С депешей о нападении!
И дежурный отряд, почесав в репах, решил-таки явиться. В принципе, у них и выбора не было — мзду землевладелец платит? Платит. Имеет право требовать. Другое дело, что «пострадавшие» всё представили так, будто они подверглись коварному нападению из засады. На тракте. С применением (дальше в записке невнятно было накарябано, я посмотрела).
Ну и вот. Отряд явился — а тут мы. Сытые, довольные и немного навеселе.
— Что ж вы, господа, без охраны, без штандартов? — грустно спросил командир дежурного отряда, предвкушая, видимо, что ему по этому поводу ещё отчёт писать.
Вот тут Вова и сказал эту сакраментальную фразу:
— Да мы сегодня запросто, без чинов, — и добавил: — Садитесь, мужики! Давайте за победу выпьем!
— А вы что, арестовывать их не будете⁈ — возмущённо спросил пухляш, глядя на спешивающийся отряд охраны.
И пока командир отвёл его в сторону и популярно объяснил, что нельзя просто так арестовать глав четырёх государств, три из которых при этом входят в великую Восточную Империю, и что таким приглашением не принято пренебрегать, и что он настоятельно не рекомендует мелкому лендлорду становиться причиной межгосударственного конфликта… Андле решила, что прилив уже достаточно состоялся.
Дружный вдох, и последовавшие за ним хоровые возгласы разной степени приличности прервали воспитательную беседу.
Я не знаю, как называлось это существо. Оно было большое. Очень большое. Гигантское, вот как. Если сравнивать с привычными нам китами, то… наверное оно рядом с китом смотрелось бы как волкодав рядом с пикинесом. Я не уверена, млекопитающее это было — или всё же какой-то вид морской рептилии.
Но на фоне розовеющего предзакатного неба даже наполовину выметнувшийся из глубины силуэт смотрелся… оглушающе, наверное.
Длинное мощное тело. Может быть, мне от неожиданности показалось, что он мог бы проглотить наш донжон, не особо поморщившись.
Расправленные в стороны плавники, каждый из которых, пожалуй, был размером с того кита.
Длинный череп без сомнения принадлежал хищнику. Мы даже все эти частоколы зубьев в приоткрытой пасти рассмотрели.
Он явно позировал.
Экземпляр на секунду замер и обрушился обратно в воду, вызвав волну, захлестнувшую Андле по пояс. Впрочем, друида была в восторге.
А когда дежурный командир отряда охраны поднял с пола челюсть и обернулся к объекту внушения, то обнаружил, что того и след простыл.
Да и хрен с ним! — решили мы дружно. И сели за столы. И выпили. За победу!
Утром мы отправились дальше. Побывали и у папаши Патроса, и в коммуне (очень мне понравилось), и в бурятском дацане, и у купальни, где трёх сестёр пытались похитить незадачливые женихи. Даже в пещеру Али-Бабы заглянули. Там сейчас прилично стало, антуражно так, люди специально из дальних мест приезжают, на экскурсии. Потом Денисов зазвал нас к себе.
Гуляли, короче, целую неделю.
23. ТЕНИ ПРОШЛОГО
НАМ, ЦАРЯМ…
34.01.0130, снова дома!
А когда вернулись в Серый Камень, первое, что меня удивило — слоны. Весь гостевой выпас у западных ворот был забит слонами. Там даже белые были! У нас и серые-то редкость, честно вам скажу. Я бы с гораздо меньшим удивлением восприняла караван мамонтов. А что? Якутские, с северного портала, приспособились, приручают. Умные, говорят, не хуже наших носорогов.
Ну вот. А это столпотворение больше напоминало массовку к какому-нибудь условно-индийскому фильму. Всё кричаще-восточное: много слонов, много народа, очевидно ранжированного по кастам, много ковров, много бус. Точки эти на лбах. Ярко, пряно и показательно роскошно, только что массовых танцев не наблюдается. Мне бы полюбопытствовать, а вот что-то заскребло неприятненько…
Не успели мы на родные кроватки упасть да ножки с отдыха вытянуть, как явился секретарь. А, нет! Два секретаря! Мой и Вовин. Одни из, если по-честному. Такой вал информации уже идёт, на одного сотрудника всё валить — как-то уж совсем бесчеловечно. Так что у меня секретаря четыре, а у Вовки целых семь, по разным направлениям. Работают они командами, так что ходят к нам не паровозами, а вот так: засылают одного, вроде как дежурного.
В общем, мы поняли, что отдыха после недельного отдыха нам, царям, не полагается — разве что молоко бесплатно за вредность* — и расползлись по углам кабинета.
*Было в советские времена такое.
На вредных производствах людям давали молоко.
Ну, плюсом к зарплате.
Об этом ещё очень выразительно
товарищ Бунша говорил, из фильма
«Иван Васильевич меняет профессию».
Не успел мой секретарь Юра свои папки разложить, как Вова громко спросил:
— Кто такая? — и снова меня что-то царапнуло.
Велев Юре пока располагаться, я пошла к мужниному столу.
— Вот, — протянул он мне свиток.
Свиток???
Реально, сделано было под старину. Чуть ли не на пергамене, с сургучной печатью. Внутри цветасто и многоглаголиво значилось, что некая Буркинати Махаран Джейн жаждет видеть нашего барона по неотложному и очень важному делу.
Тревожный колокольчик зазвенел во весь голос. Вовка, внимательно следивший за моим выражением, понял без вопросов. За сто с хвостом лет наловчишься, поди! Хлопнул по столу рукой:
— А ну, зовите эту Буркина-Фасо. Сразу разберёмся, что за дела важные. А ты, — это уже мне, — не уходи. Посмотришь.
Не знаю, насколько важным и неотложным у индийской дамы было дело, но два часа мы совершенно спокойно разбирали накопившиеся за неделю вопросы. Потом в дверь стукнулись:
— Господин барон, явилась эта Махаранья!
Вова встал.
— Через пять минут проведите её в малый приёмный зал. Пойдём, дорогая.
Я привычно устроилась на боковом кресле, с которого удобно было сканировать посетителей — на предмет злобных умыслов и всякого такого. Но когда дамочка вошла, звякая не менее чем двумя килограммами золота в виде самых разнообразных финтифлюшек, единственная мысль, которая осталась с удивлением крутиться в моей голове, была: «Едрид-мадрид! Сто лет! Явилась!»
Ладно, не сто. Девяносто, хрен редьки не слаще. С*ка, день в день!
