Эти глаза… У женщины. Это те же глаза, что и у Ахмада. Огромные, глубокие, с длинными ресницами и бархатной поволокой. Она невероятно красивая, утонченная, нежная. Рядом с ней несколько мальчиков. Они явно братья с маленькой разницей в возрасте. И только у одного из них точно такие же, как и у матери, глаза, и я узнаю в нем Ахмада.
Он совсем другой. Озорной, веселый, он улыбается, и на его щеках ямочки. Непослушная челка свисает на левую сторону. Мать держит руку на его плече. И на ее пальце блестит кольцо с темным камнем. Точно такое же я видела на цепочке на шее у эмира. Наверное, это ее кольцо.
Азиза намекала, что в прошлом с НИМ произошло что-то страшное… что-то, что сделало его таким жестоким и жутким. Как он сказал «такими не рождаются».
Судорожно глотнула воздух и сделала шаг назад. Ручка в двери повернулась, и я резко обернулась. Вошла Азиза с подносом.
– Доброе утро, госпожа.
Она улыбнулась мне и поклонилась.
– Ваш завтрак, все, как вы любите. Господин сказал, что вы будете завтракать в комнате.
– А где он сам?
– Уехал по делам.
Она поставила поднос на низкий столик с ярким узором на столешнице. Потом обернулась к двери и снова посмотрела на меня.
– Это так хорошо, что вы здесь. Никто раньше здесь не быть до утра никогда. Вы особенный для господин. Вот видите… я говорила вам.
– Говорила…
Задумчиво произнесла я и села на постель, наклонилась, чтобы взять чашку с чаем.
– Приоткрой балкон. Здесь очень душно.
Попросила ее и увидела, как девушка грациозно прошла через комнату, тихонько приоткрыла дверь и вдруг замерла прежде, чем сделать шаг… я услыхала голос Черной вороны Самиды. Она говорила на своем языке, и Азиза протянула руку, показывая мне знаком молчать. Какое-то время она слушала, о чем говорит тетя эмира с… с Лами. Ее голос я также узнала.
Какое-то время Азиза слушала, вытянув назад руку с предостерегающим жестом. Потом голоса смолкли, и женщины ушли. Они наверняка не думали, что в комнате Ахмада кто-то есть, потому и говорили довольно громко.
– Вы… вам надо принять ислам.
– Зачем?
– Если вы родить ребенка, он не получит почести и наследство. Они говорить о завещании отца Ахмада. Говорить, что даже он не знает о нем. Говорить, что ваши ребенок незаконный и ваш брак с ним так же. Вы расписаны. Между вами нет никах. Не мусульманка не может стать законной женой.
Усмехнулась. Как он сказал «ты моя вещь». Вот почему не жена. Вот почему относится ко мне, как к псине. Я незаконная. Я просто так – полюбовница, игрушка. Но чтобы присвоить, расписался, поставил свое клеймо. Повернулась к Азизе.
– Значит и хорошо. Не хочу его женой быть. Значит всегда имею право уйти, значит и на моих детей, если они будут, он не будет иметь прав.
Девушка с сочувствием посмотрела на меня.
– Это плохо. После всего, что вы выдержать, не иметь никаких прав. Это ошибка.
– Ошибка вообще находиться здесь. Ошибка сидеть в этой комнате и завтракать в ней.
Встала, отодвинула столик. Какое-то время смотрела на Азизу.
– Научи меня вашему языку. Хочу знать все. Я заплачу тебе… не сейчас. Позже.
– Азиза не уметь. Какой с Азиза учитель? Но Азиза может найти учителя. Найти и отвести госпожа.
– Отведи! – вскрикнула я и схватила девушку за руки, – Я буду благодарна тебе и когда-нибудь отплачу.
– Не надо, госпожа и так хорошо относится. Нет ничего важнее для Азизы.
Пожала мою руку и вышла. А я допила чай… Какое-то время еще смотрела в окно на фонтаны, на вымощенный мрамором двор и розовые кусты. Потом вышла в коридор… где-то вдалеке послышались детские голоса, и я пошла на них, сгорая от любопытства.
Девочки шли по коридору. Одна из них трогала пальчиками стену, вторая шла за ней. Обе почти с одинаковыми личиками, задранными чуть кверху. Глаза широко распахнуты и смотрят в пустоту.
Они невероятно красивые, как два херувима. Темноволосые, кудрявые, с отцовскими глазами и красными ротиками. Носы ровные, кукольные. Две точные копии. Одна одета в розовое, а другая – в голубое.
Они что-то сказали на своем языке, а я не знала, что ответить. Только сделала несколько шагов в их сторону. Девочки остановились, продолжая крепко держаться за руки. Я подошла к ним.
– Простите… я не хотела вас напугать.
Черт, они меня не понимают… какой кошмар.
– Мы не испугались.
Ответила девочка в голубом и улыбнулась. Немного странно, что ее красивые глазки смотрят не на меня. Внутри все сжалось и защемило, сердце так больно содрогнулось, что казалось, оно сейчас разорвется.
– Вы говорите по-русски?
Удивилась я.
– Наша няня научила нас.
– И папа говорит с нами на нескольких языках.
– Мы еще знаем английский.
– Мы быстро запоминаем.
– Говорят, что те, у кого отсутствует какой-либо из органов чувств, имеют свой дар. У нас дар – феноменальная память. Мы запоминаем разные звуки. И, например, мы знаем, кто ты.
Улыбнулась и присела на корточки, всматриваясь в кукольные личики.
– Кто я?
– Аллаена. Так назвал тебя папа.
– Ты его любовница?
Спросила другая девочка в розовом, и я ощутила, как вся кровь прилила к щекам. О, Боже! Даже дети считают меня какой-то шлюхой содержанкой.
На вопрос не ответила.
– Так некрасиво говорить. Марика поругает тебя за это.
– А ты не говори ей, и не поругает.
– Она вообще наругает нас за то, что ушли сюда.
– Я хотела увидеть Аллаену.
Упрямо сказала девочка в голубом.
– Ты спасла меня, и я давно хотела сказать тебе спасибо, но мне не разрешали.
– Кто не разрешал?
– Папа не разрешает нам общаться с тобой.
Аааа, вот как. С презренной немусульманкой, с вещью нельзя общаться его чистым детям. Стало больно втройне.
– А ты знаешь, как нас зовут?
– Нет.
– Я Асия! – девочка в голубом показала на себя ладошкой.
– А я Аят! Нас одевают в разноцветные одежды, чтоб не путать.
– Я бы вас не перепутала.
– Все путают. Мы ведь одинаковые.
– Неа.
Я засмеялась и тронула кудрявые волосики Аят.
– У тебя уголки глаз чуть приподняты к вискам, у тебя есть маленькая родинка возле ушка. А у твоей сестры нет.
– Точнооо! Папа тоже всегда нас различает, а все остальные нет.
– Уходи!
Вдруг крикнула Асия.
– Уходи немедленно! Он приехал!
– Кто?
– Отец! Он поднимается сюда. Уходи, Аллаена!
– Она не успеет, до лестницы девятнадцать шагов, а папе пройти по коридору всего десять. Он ее увидит.
Медленно обернулась, тяжело дыша,
