она больше не смогла звонко кричать: «Гарсон»! Чтобы она вышла из дома с фингалом и такая же несчастная, как и я. И пусть все это увидят.
Адель стояла неподвижно, ожидая удара. Но моя рука вдруг опустилась.
— Я не такая, как ты, поэтому бить тебя не буду, — с трудом, как ветхая старуха, я опустилась на шелковый золотистый пуф, что стоял возле двери.
— Вот и хорошо, — она села прямо на пол у моих ног, но все равно была выше меня, дылда проклятая.
— А теперь слушай меня внимательно, Надя. Ничего я не разбивала. Моя вина только в одном: что продолжала мутить с ним, когда узнала, что он женат. И всё. У меня на это свои причины. Но ты тоже виновата. Потому что дура.
— Ну спасибо! Я к тебе пришла в ресторан. Ты знала, кто я. И начала мне заливать про секс с моим мужем. Как тебе не стыдно было? Это такой хитрый план, да? Я устрою скандал мужу, закачу истерику, он чемодан в зубы — и к тебе. Правильно?
— Нет, неправильно. Я думала, что ты пришла мне глаза выцарапывать. Потому что лично я так бы и сделала. Смотрю: ты не мычишь и не телишься. Ну, дай, думаю, подолью маслица в огонь. Чтобы ты психанула. А то сидишь и молчишь. А я молчунов боюсь. Непонятно, чего от них ждать. Я же тогда не знала, что ты — мать Тереза. Думала, это у тебя хитрый план.
— Да куда уж мне с тобой тягаться! Ты стерва та еще! Продуманная, наглая, хитрая стерва.
— Ну есть немного. Что да, то да, — согласилась она и сложила ноги по-турецки, устраиваясь на полу поудобнее. — Знаешь, что, Надя? Раз уж мы с тобой друг друга не поубивали, то я тебе малость помогу. Не в моих правилах раскрывать чужие секреты. Но могу дать намек: Дима у тебя знатный ходок. Я не первая его любовница.
— Что? — я не поверила своим ушам.
— Что слышала. Включи-ка ты мозг, Надя. И просто подумай.
— О чем ты?
— О том, что он как-то был пьяный в дупель и кое-что мне рассказал.
— Он не пьет. Тем более, не напивается в дупель.
— Господи, да очнись же ты, наконец! Я твоего мужа знаю лучше, чем ты! Это он с тобой не пьет, потому что боится проговориться. Он когда бухой, у него язык развязывается. Поэтому Дима перед тобой и изображает непьющего. А меня ему бояться нечего. Вернее, это он так думает. Вот он как-то нажрался и давай хвастаться, какой он самец. И сколько телок от него без ума. Прямо на шею вешаются. И это не вчера началось. В командировки он часто ведь ездит, да?
— Конечно, ездит. Он же грузы гоняет по всей стране.
— Так вот он в ваш этот Мухосранск регулярно наведывается.
— Что? Ты путаешь. Он там давно не был. С тех пор, как мы переехали в Москву.
— Это ты путаешь и не видишь, что у тебя под носом творится. Лучше следи за своим мужиком. И поймёшь, что ничего я не разбивала. Нечего разбивать потому что. Он тебя простить не может.
— Знаю. Это из-за того, что случилось с нашим сыночком.
— И опять мимо! Его бесит, что ты такая хорошая. Гложет его что-то. Сильно гложет. Покоя не дает. Вот он и быкует. Такому мужику не пережить, что жена в чем-то лучше, чем он.
— В чем?
— Не знаю. Что-то у вас там было в этом вашем Волчехренске. Чего он себе простить не может.
— Себе? Мне! Мне он простить не может. Я виновата в том, что случилось с нашим ребёнком.
— Я это поняла по-другому. Что он себя сжирает. Мол, дерьмо он, а ты вся белая и пушистая. И его это бесит. Потому он тебя видеть не может. Ты для него живое напоминание, что он оплошал. Такому правильному пацану этого не пережить. Да и не только ему, — она печально улыбнулась. — У меня с Платоном так было. Что я ни вытворяла, он все терпел. Ну хоть бы за волосы меня схватил. Крикнул, разозлился, психанул — так нет.
— Что здесь плохого? — возразила я.
— А то, что так себя еще больше чувствуешь дерьмом. А хочется, чтобы гнидой была твоя половинка. Чтобы крикнуть: «Ага! Всегда знала, что ты сволочь! И зачем только замуж за тебя пошла?» А не получается.
— Ничего не понимаю. Что Диму сжирает? Он не виноват. Моя вина.
— Если даже ты не понимаешь, то мне и подавно не понять. Да и не хочется мне в это вникать. Ты уж сама думай. Только помни основное правило семейной жизни: виноваты всегда оба. Так не бывает, что виноват только один. И не зря он туда все время мотается в этот ваш Зажопинск. А теперь иди, — она встала.
— Подожди! — я схватила ее за руку и вскочила на ноги. — Расскажи мне все, что знаешь! Прошу!
— Уже рассказала. В качестве извинения. А дальше ты уж сама, Надя.
Платон
Платон искал Надю по всей галерее, но ее нигде не было. Мамикона тоже. Хитрый партнер, как сквозь землю провалился. Неужели улучил момент и опять уволок Надю? Хотя нет. Скорее всего, он с той роскошной брюнеткой, возле которой отирался, почти не дыша. Разговаривая с гостями, Платон краем глаза следил за партнером и видел, как он замер возле этой красотки в бирюзовом платье. Как поспешно бросился за коктейлями. Наверное, сразу после коктейлей он ее утащил в укромный уголок. Разве может кавказский мужчина упустить такие формы? То, что ему явно нравится Надя, совершенно не исключает приключений на стороне. Любовь Мамикона к женскому полу не знает границ.
Платон позвонил Наде, но она не ответила. Мимо прошел охранник.
— Вы не видели мою помощницу? — спросил Платон.
— Она пошла в туалет с вашей бывшей, — ответил охранник.
— Вместе пошли? — не поверил своим ушам Платон.
— Ну да. Адели явно плохо было. Она погнала в туалет, а ваша помощница за ней следом.
Бред какой-то! Что им делать вместе? Платон позвонил бывшей жене. Пока шли сигналы ожидания в трубке, он мысленно готовился к взрыву своих эмоций, который произойдет, когда Адель снимет трубку. Но внезапно ничего не почувствовал. Это было очень странно. Обычно как только он набирал ее номер, сердце уже выпрыгивало из груди.
— Чего тебе? — не здороваясь, спросила Адель уставшим голосом.
— Тебе плохо?
— Да, неважно себя чувствую.
— Нужна помощь? Привезти что-нибудь? Лекарства? Врача? — забеспокоился Платон.
— Нет, —
