осторожно. — И я не слышу никакого лая.
Вольский высунул руку со смартфоном в коридор и немного подержал.
— Слышала?
— Коля, я волнуюсь. Ты был у врача?
— Как раз хожу по врачам. Пока ничего непонятно. Они тупые и бесполезные дегенераты, вот что я думаю. Сами не знают, что с человеком и от чего его лечить.
— Бок болел?
— Нет. Бок меня не беспокоит.
— А почему болит голова?
— Не знаю. Из–за погоды, может быть.
— Саша сейчас дома?
— На работе.
— Мне бы хотелось с ней поговорить.
— Ну, позвони и поговори, — сказал Вольский.
— Коля, ты продолжаешь грубить. Ты никогда мне не грубил.
— Я не грублю, — отозвался он вяло.
— Не понимаю, чем я заслужила такое отношение. Разве я сделала тебе что–то плохое? — крикнула мама, готовая заплакать.
Вольский закатил глаза.
— Мне надо работать.
— Ну прости, что отвлекла тебя.
— Ничего, — сказал он.
— До свидания, Николай.
— Пока.
Он сунул смартфон в карман, достал красную пилотку и заметил на ней длинный светлый волос. Опять вспомнился сон. Вольский прижал пилотку к лицу и замер, немножко дрожа. От неё едва уловимо пахло цветочным шампунем. Эта женщина утром, перед тем как выйти на смену, вымыла голову. И, конечно, тело. Своё крепкое, мясистое тело с большими мягкими сиськами. Вольский задыхался от возбуждения. Он расстегнул ширинку. Но тут проклятый пёс гавкнул особенно громко. Прямо в ухо. Вольский застегнулся и выглянул на кухню. Мопса там не было. Где же эта сволочь спряталась? И почему никак не затыкается? Он вернулся в комнату и стал звать:
— Принц Альберт, Принц Альберт, Принц Альберт.
Это было сложновато.
— Алик! Алик! Алик!
Пёс лишь лаял в ответ. Всё громче и истошнее.
— Где ты, пидорас? Где ты находишься, свинья? — заорал Вольский? — Ты что, невидимый стал?
Он вышел на кухню и закрыл дверь. Но лай не утих. Вольский заглянул в духовку. Пса там, конечно, не было. Возбуждение не проходило. Он достал смартфон, позвонил Саше. Она ответила мгновенно.
— Коля?
— Да.
— Что с тобой?
— Ничего. Хотел спросить, когда ты будешь дома.
— Я ещё не кончила. Ты где? Ты был у врача?
— Да, был. Потом расскажу. А почему ты сказала «я не кончила»?
— Я ещё на работе. Осталось одно занятие. Так что буду дома часа через два. Может, чуть раньше. Зависит от транспорта.
— Ладно. Но почему ты сказала именно «не кончила»?
— Не знаю. А что не так?
— Странно прозвучало.
— А что странного?
— Если бы ты сказала «я ещё не закончила», это звучало бы нормально. А «я ещё не кончила» прозвучало странно.
— Ты дома сейчас?
— Да.
— Как себя чувствуешь?
— Прекрасно. Бок не болит.
— Это хорошо. Поспать не хочешь?
— Нет.
— А поесть?
— Не особо.
— Надо поесть.
— Дождусь тебя.
— Хорошо. Но если проголодаешься, меня не жди.
— Хочу прогуляться.
— Куда? Зачем?
— Башка. Что–то. Трещит. И собака. Лает без остановки.
В голове у него крутилось «не кончила, не кончила, не кончила, кончила, не кончила, кончила, не кончила».
— Коля, милый, я постараюсь пораньше приехать. Не хочу, чтобы ты куда–то ходил. Но если пойдёшь, не задерживайся, пожалуйста. Я очень волнуюсь за тебя.
— Не задержусь, — тяжело выговорил Вольский.
— Голос у тебя странный.
— Я спал. И голова. Я пойду на воздух.
— Я тебя люблю, Коля.
— И я.
Сунув смартфон в карман, он вышел из квартиры. Кто–то вызвал лифт, и кабина, дребезжа, уползла. Вольский спустился на несколько ступенек вниз, остановился и посмотрел в лестничный пролёт. Он не знал, куда идти. И это не имело смысла. Собачий лай звучал в его голове. Спрятаться от него было негде. Он вернулся и позвонил в соседнюю дверь. Тамара открыла. На ней был спортивный костюм фисташкового цвета. Она разговаривала с кем–то по телефону и пила из банки квас.
— Можно войти? — спросил Вольский шёпотом.
Она кивнула и сказала:
— Это всё полная хрень, дорогая. Его полгода не было, где–то шлялся. И вдруг пришёл, здрасьте, любите. Не потому что соскучился. А потому что никому больше не нужен.
Вольский стаскивал ботинки, стоя посреди прихожей. Он чувствовал, что Тамара удивлённо смотрит на него.
— Я что тебе, зла желаю? — спросила она. — Раз так считаешь, зачем звонишь тогда? Я звоню? Да какая разница!
Он выпрямился. Тамара смотрела на него равнодушно. Она кивнула в сторону кухни. Вольский вышел и сел за стол, покрытый белой скатертью. Он немного удивился чистоте. Почему–то всегда думал, что соседка поддаёт без продыху и в квартире у неё свинарник. Впрочем, в мойке он заметил грязную тарелку и чашку. Зато плита сверкала белизной.
Из коридора доносился голос Тамары:
— Выход один, понимаешь? Не два и не три. Гнать!
Вольский заткнул уши. И голос исчез. Зато пёс продолжал гавкать во всё горло. И от лая вздрагивал затылок.
Вскоре Тамара закончила разговор и вышла с какими–то бумажками в руках.
— Я ещё не все заполнила, — сказала она. — Завтра вечером зайдите. Отдам остальные.
— Что это? — спросил Вольский.
— А вы разве не за квитанциями пришли?
— Нет.
— У вас ко мне какое–то дело, Николай?
— Я хочу вас изнасиловать, — сказал Вольский. — Желательно французским батоном.
Тамара невозмутимо отпила из банки.
— Вы вроде трезвый…
— Трезвый.
— Та скорая, она из дурдома приезжала?
Вольский покачал головой.
— У меня был приступ. Я же рассказывал. Почему сразу дурдом? В дурдоме я, кстати, был. Знаете, кто там настоящие психи? Врачи!
— Уходите по–хорошему. Вы мне даже никогда не нравились. Мне нравится Митрофанов с четвёртого этажа. Знаете его?
— Не помню такого.
— Он, к сожалению, женат. А ещё дети. Ужасные. Его дочь постоянно визжит. Вы вообще замечали, что современные дети постоянно орут и визжат? Раньше такого не было. Может, виноват вай–фай?
«Заговаривает меня», — подумал Вольский.
Он расстегнул ширинку и высвободил набрякший член.
— О господи! — сказала Тамара устало и вышла в прихожую.
Открыв дверь, она выкинула на площадку его ботинки. Один и следом второй. Вольский представлял, как отвешивает ей пощёчины. Голова её безвольно болтается. Он раздирает на ней кофту, стаскивает спортивные штаны.
— Я сейчас вызову полицию, идиот! — крикнула Тамара.
— Иди сюда и посмотри на меня, — отозвался он визгливым голосом.
Потом, не сдерживаясь, застонал и кончил. Стало хорошо, спокойно и тихо. Вольский откинулся на спинку стула и несколько секунд сидел, прикрыв блаженные глаза. Через пару минут он опомнился, достал из кармана метрополитеновскую пилотку, тщательно вытерся и бросил в мусорное ведро поверх картофельной кожуры и плесневелой горбушки.
Тамара стояла в дверях. Когда Вольский выходил, она сказала:
— Ширинку застегни, мудозвон.
Он посмотрел вниз и застегнулся.
— Если кому–то расскажешь, я тебя придушу, как…
Пока Вольский пытался придумать сравнение, соседка захлопнула дверь. Та остановилась в сантиметре от носа.
— Как крысу, — пробормотал он.
Подобрав ботинки, Вольский вернулся домой и некоторое время стоял посреди прихожей, представляя, как душит Тамару. У неё была крысиная голова и крысиные ручки. Выглядело омерзительно. Он разделся и залез под одеяло. Некоторое время лежал, глядя перед собой. В голове бродили невнятные мысли. Мёрзли ноги. Вольский свернулся калачиком и задремал. Снов не было. Лишь ощущение, будто провалился в глубокую, тёмную яму, а потом одним стремительным прыжком выскочил из неё.
Рядом сидела Саша и держала руку у него на лбу.
— Коля, как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Нормально, — ответил Вольский. — Я долго спал?
— Не знаю, я только что пришла. Испугалась, что тебе плохо.
— Мне хорошо.
Он сел и потёр ладонями лицо.
— Ты был у врача?
— Конечно. Всё сделал. Томографию мозга, УЗИ. Всё!
— А зачем томографию мозга? — спросила Саша.
— Так ведь ты сама сказала.
— Я такого не говорила.
Вольский вспомнил, что это было во сне.
— Да, я перепутал. Это мама посоветовала.
— Какие
