Суворов явится на слушание. Наденет костюм, рубашку, галстук. Уф…
Как же непривычно видеть мужа таким. Ему чертовски идет. Он выглядит сумасшедше соблазнительным. На окружающих производит положительное впечатление.
А его манера держаться перед судьей? Она фантастическая! Прежде чем что-то сказать, Суворов обдумывает каждое слово. Интеллигент.
На меня Захар мало обращает внимания. Говорит лишь то, что требуется. Мужа, теперь уже почти бывшего, устраивает, что в субботу, воскресенье, понедельник и вторник — его с Аленкой дни. Остальные мои.
Я же сижу на стуле и тоже почти не смотрю на Захара. И мне почему-то становится холодно от его присутствия — такая теперь веет энергетика от мужа.
Я понимаю причину его поведения, потому что накануне случилось событие, которое я не могу вспоминать равнодушно. Меня бросает в бездонный омут эмоций, когда я вспоминаю о случившемся.
Вчерашний день не предвещал ничего сверхъестественного. Я, как обычно, была на работе в Модном доме. Именно в этот момент стояла в кабинете Эльвиры Леопольдовны на втором этаже и показывала ей свеженький глянцевый журнал с моделью в ее платье на обложке.
Внезапно с улицы донеслась музыка, гудящая басами из колонок. Та самая мелодия, от которой мое сердце щемит всякий раз, когда я ее слышу.
Наша…
Моя и Захара.
Мы часто слушали ее в машине, когда наши отношения только начинались.
С этой песней у меня связаны самые лучшие и трепетные воспоминания.
Обескураженная, я выскочила на незастекленный балкон.
Кириянова последовала за мной.
То, что первое привлекло внимание, заставило мои глаза открыться шире от изумления — на противоположной стороне дороги на огромном билборде, где когда-то пестрила реклама юридической фирмы, был плакат с моей фотографией и текстом «Прости меня, Весна».
А потом я опустила взгляд и увидела на парковке Модного дома внедорожник Суворова. Из него и звучала песня.
Рядом с машиной стоял Захар, а рядом с ним группа поддержки в лице его брата Мирона и Давида Расулова.
В руках мужчины держали большие охапки воздушных шаров моего любимого лавандового цвета.
Я впилась руками в перила, дыхание перехватывало.
— Весна! — громко крикнул Суворов. — Лови тайфуны моей любви!
Мужчины отпустили шары. Лавандовое облако быстро поползло вверх.
Я не могла пошевелиться, а Эльвира посмеиваясь над выходкой Суворова и успела поймать за ленточку один шар.
— Любимая, прости меня, пожалуйста! — снова кричал Захар. — Дай мне последний шанс!
Он смотрел на меня снизу вверх глазами, полными надежды.
А я понимала, что сейчас случилось то, о чем я много лет просила мужа, хотя знала, что его характер не терпит подобного ребячества. Захар любил мне делать дорогие подарки: украшения, модные гаджеты, брендовую одежду. Но никогда не совершал для меня романтических, сумасбродных поступков. Милых, не затратных, и от души. Я просила Суворова сделать для меня что-то эдакое, а он только отмахивался, говоря: я тебе не мальчишка.
И вот когда я получила, что хотела, щенячьего восторга почему-то не испытала.
Ему действительно не идет быть мальчишкой.
Я застыла, как мраморная статуя, не отвечая Захару на вопрос.
Эльвира, задорно хохоча, сунула мне в руки шарик, вынуждая отмереть.
Суворов выжидающе смотрел, его приятели тоже.
И моя начальница.
А я сгорала от смятения. В мыслях крутились монологи: сейчас же полный Дом клиентов, которых может не устроить такой финт. А случайные прохожие? Они поворачивали головы и тоже пялились на моего мужа, который припер шарики, как будто нам по шестнадцать лет.
Не к лицу такому мужчине, как Суворов, просить прощения таким способом, пусть даже раньше я очень мечтала о подобных романтических сюрпризах.
Вместо радости во мне накапливается напряжение и смущение. Я держала двумя руками шарик и, потонув в своих мыслях, сжимала его так сильно, что ногтями лопнула его. Ошметки шарика разлетелись в стороны, а я опустила руки. Наша песня закончилась, и на улице воцарилась тишина.
— Не позорься, — сказала я Суворову.
И в следующую секунду выражение его лица не изменилось, он даже не пошевелился, продолжая стоять и смотреть на меня.
Только глаза его будто потухли.
Но отчаянья или грусти в них не было. Они просто будто стали бесцветными.
Взгляд этот мне был очень знаком. Суворов обычно так смотрел на брата, Катю, Давида, Кириянову — на любого другого человека. И только при взгляде на нас с Аленкой его глаза лучились и светились, как солнечный луч на голубой глади озера.
А этот прекрасный свет сейчас пропал.
Пожалев о том, что выпалила, я растерянно попятилась обратно в кабинет. Эльвира, немного потоптавшись на балконе, вошла за мной.
— Нет, ну я понимаю, что Суворов подлец! — ахнула она. — Но чтобы так пройтись катком по его самолюбию!.. Лили, ты могла сказать это ему лично, зачем же прилюдно?!
— Не знаю… — прошептала я. У меня ослабли ноги. Я упала в кресло для гостей. — Я ведь сама просила Захара совершать для меня такие поступки, но когда он это сделал, оказалось, что я не готова видеть мужа в такой роли. Это уже не Суворов…
Кириянова поджала губы.
— Да, я тоже удивилась. И даже подумала, что Захар свихнулся от грядущего развода, а здесь вот в чем дело, — скрестила руки на груди. — Девочка, ты сейчас одной фразой просто втоптала мужика в грязь. Не ожидала я от тебя такого.
— Я сама от себя не ожидала. Зря я требовала от мужа того, что ему несвойственно. Каких-то притворств в угоду мне. Суворов прекрасен такой, каким его создала природа. Теперь я это поняла…
— Захар! — ловлю его после слушаний в коридоре.
— М? — оборачивается.
Он уже оправился от побоев. На лице нет синяков и ссадин. Только шрам над бровью остался.
В его взгляде ничего со вчерашнего дня не изменилось. Смотрит на меня как на любого другого человека.
А для меня общаться с таким Захаром слишком странно. Я будто разговариваю с родным человеком, который лишился памяти. Будто я знаю, что мы с Суворовым близкие люди, а он совершенно не помнит меня и относится с прохладцей.
Потираю влажные от волнения ладони друг о друга.
— То есть послезавра ты забираешь Аленку?
— Получается так, — сдержанно отвечает он.
Захар соглашался со всем, что говорил судья, и не стал просить для нас время для примирения. Дал добро на алименты. Оставил нам с дочерью дом.
— А как мы будем договариваться? Мы же должны обсуждать вместе все, что касается Алены.
Суворов достает из кармана брюк новый смартфон.
— По телефону, Лилия Павловна. И можешь быть спокойна: я не сделаю ничего, что может огорчить
