— Каким ветром тебя сюда занесло? — продолжала Кейт. — Я думала, ты работаешь в Сити…
Рут подумала и положила дыньку на прежнее место.
— Верно. А живу я теперь здесь. — Она указала куда-то в сторону одной из стен супермаркета. И добавила с чувством гордости: — Купила квартиру в Бэнксайде.
Кейт смутилась. По выражению лица Рут и ее тону казалось, что она ждет в ответ восторженного «ого, везучая!». Но вместе с тем что-то в ее облике намекало, что Рут считает эту непосредственную реакцию непозволительной роскошью.
Кейт протянула руку и легко коснулась рукава собеседницы.
— Вообще-то Роза мне говорила, — сообщила она, — так, в двух словах.
Рут поспешила объяснить:
— Здесь так чудесно — простор, панорамы, окружение! И рынок «Боро» под боком…
— Я бываю там каждую пятницу, — подхватила Кейт, — ухожу с работы пораньше, и сразу на рынок.
— Да…
— Понятия не имею, что я буду делать без этих походов.
— Без походов?
— Ну, когда родится ребенок.
Рут перевела взгляд на округлость под пиджаком Кейт.
— О, поздравляю!..
— Для нас это сюрприз, — призналась Кейт. — Мы же едва поженились! Я до сих пор хожу как оглушенная. Все думаю, каково это будет — не ходить на работу, не бродить по магазинам, не бегать в кино… — Она перевела взгляд на черный деловой портфель Рут. — Извини…
— За что?
— За бестактность.
— Роза рассказала тебе о нас с Мэтью? — спросила Рут.
— Да.
— Еще неизвестно, что будет дальше…
Кейт кивнула.
— Просто какой бы прогрессивной и современной ни была пара, оба партнера в ней, все равно они понимают, что плывут против течения, вразрез с нормой — если женщина зарабатывает больше мужчины. — Она взглянула Кейт в глаза. — Извини, сама не знаю, что вдруг на меня нашло. — Она оглядела прилавки с фруктами и овощами и покупателей, которых постепенно становилось больше. — Ты, наверное, думаешь, что я свихнулась…
— От таких мыслей никуда не деться, — сказала Кейт, — как мне — от мыслей о беременности.
— Ты потом вернешься на работу?
— Да, — кивнула Кейт и добавила другим тоном: — Скорее всего.
— Надеюсь, будет легко, — искренне отозвалась Рут.
— Я тоже. Не могу даже думать обо всех неудобствах, не говоря уже о боли…
— Нет, я не об этом. Не о родах — о том, что будет потом. Наверное, когда ребенок уже есть, легче решить, как быть дальше.
Кейт улыбнулась ей:
— Спасибо.
— Я серьезно.
— Знаю…
— А я даже не подозревала, что решительность может принести столько проблем, — призналась Рут. — Мне всегда казалось, что решения для того и существуют, чтобы положить конец сложностям, а не создать их. — Она протянула руку и снова взяла дыньку. — Почему учиться можно лишь одним способом — на своих ошибках?
* * *
Эди сидела лицом к спинке литого пластикового кресла в полутемном зале, положив подбородок на руки, скрещенные на спинке кресла. В трех метрах от нее, на маленькой голой сцене, освещенной громоздкими софитами, явно установленными в незапамятные времена, пастор Мандерс и столяр Энгстран репетировали начало третьего действия. Энгстрана играл актер Джим Дрисколл, который несколько десятилетий назад был комическим партнером Эди и вторым ведущим детской телепередачи. Тогда он был молодым, гибким и рыжим, а теперь постарел, усох, поседел и, стоя перед пастором Мандерсом, излучал подобострастное злорадство одним только видом, не говоря ни слова. Сцепив руки перед собой, он слегка покачивал ими, отводил от сутулого тела, и на его лице, обращенном к Айвору, застыла натянутая, заискивающая улыбка. Эди подумалось, что вид у него и обезьяний, и в то же время коварный. Мало того, ему удалось сыграть неявную угрозу. Она поерзала на неуютном пластике. Через минуту ей придется встать и присоединиться к ним. Еще минута — и фру Альвинг выйдет из сада, ошеломленная бедой, и скажет тоном, который Эди еще не успела подобрать: «Его и не уведешь оттуда. Помогает тушить».
Этот пожар, как объяснял Фредди Касс Ласло, — и метафора, и реальность. В огне сгорает не только сиротский приют, который носит имя его отца, но и вся ложь, призванная защитить его сына, а потом и его жизнь — наследственная болезнь завладевает им и начинает медленно пожирать. Эди видела, что Ласло нравится такой ход мысли, он охотно подпадает под обаяние подобного фатализма. Когда потом он подошел к Эди, его глаза сияли.
— Теперь я понимаю: то, что происходит, — не просто случайность, оно должно произойти, а вы, как моя мать, этого еще не поняли, потому что всегда надеялись, что сумеете защитить меня, выстраивая стену лжи, утаивая от меня истину. — Он порывисто и пылко обнял Эди. — Это изумительно!
Сейчас он сидел на полу возле кулис, в джинсах и мятой серой футболке, и следил за чужой игрой. Его руки, обхватившие колени, казались Эди не мужскими, а мальчишескими, и не из-за худобы — слишком уж неопределенные, какие-то нерешительные очертания они имели. Что было причиной — генетическое наследие Ласло или его богемный образ жизни, — неизвестно, но они придавали пафос его углубленности в себя и в роль, пафос, о котором Эди думала не переставая с тех пор, как Роза позвонила ей и, уже заканчивая разговор, вдруг спросила:
— А ты знаешь, где живет Ласло?
— Нет, — ответила Эди, — откуда мне знать? О своей личной жизни он не распространяется. Где-то в Западном Лондоне…
— В Килбурне, — сообщила Роза.
— Ну что ж, далековато кататься, но терпимо…
— Он снимает комнату, — продолжала Роза, — у чьей-то бабушки, которая не открывает окна, потому что панически боится грабителей, и поэтому весь дом провонял, как кошачий лоток.
— Бедняжка. А почему он там живет?
— Ничего другого не может себе позволить.
— Где же его родные?
— Кто где, — перебила Роза, — им наплевать.
— Но наверняка он…
— Мама, он мне ни на что не жаловался. Все это пришлось буквально вытягивать из него.
— А зачем ты рассказываешь об этом мне?
— Тебе же нравятся такие подробности, — как ни в чем не бывало заключила Роза.
Эди выпрямилась и оторвала взгляд от рук Ласло. Потом снова посмотрела на него. Ее воображение нарисовало дом в Килбурне. Она вспоминала, как жадно Ласло поедал бублики после первой репетиции. Думала о том, где и как Ласло ухитряется стирать свою футболку. Думала о Мэтью — несчастном, но уже не бесприютном, вернувшемся в свою прежнюю спальню. Думала о пустой комнате Розы рядом с ним и о спальне Бена этажом ниже.
Фредди Касс повернулся к ней и попросил, как обычно, не повышая голоса:
