– Каким образом? – Видите ли, во главе Бо-Конга стоит человек весьма неординарный. С одной стороны, он высокообразованный чудак – ученый, поэт, каллиграф. А с другой – обыкновенный уголовник. Его зовут Марк Уинг. В семидесятых годах он был замешан в заговоре с целью устранения регента при китайском императорском престоле и примерно двенадцать лет назад бежал из страны. С тех пор живет в изгнании. Здесь его называют Кай-Ши, то есть Крестным Отцом.
– Марк Уинг, – задумчиво повторил Рубен. – Никогда о таком не слыхал.
– Ничего удивительного. Его окружает тайна, как и любого главаря тонга. За пределами Китайского квартала об этих людях мало что известно, а в самом квартале почти никто не желает говорить из страха. Но кое-что мне все-таки удалось узнать.
Док вытащил из кармана домашней куртки папиросу и зажег ее длинными, костлявыми, пожелтевшими от никотина пальцами.
– Бо-Конг зародился в Китае. Вначале это было тайное движение, направленное против маньчжурского владычества. В нашей стране оно коррумпировалось, как и большинство китайских тонгов, и превратилось в преступную группировку, приверженную порокам и насилию. Нелегко отделить правду от выдумок, но хорошо известно, что Марк Уинг замешан в игорном бизнесе и в торговле опиумом. Он также занимается нелегальным ввозом в страну молоденьких китаянок, проданных в рабство и принуждаемых к проституции.
Грейс содрогнулась от отвращения.
– Несколько лет назад он предпринял попытку проникнуть в респектабельное общество. Начал посещать оперу и «Палас-отель» в сопровождении красивых белых женщин. Выглядел он более чем странно: в европейском костюме, но всегда в окружении экзотических телохранителей с саблями. Он очень богат, производит впечатление образованного и светского человека, поэтому ему никогда не закрывали доступ в модные заведения, куда он стремился попасть, и не указывали на дверь, но в высшем обществе он так и не был принят. Должно быть, его это больно задело: через некоторое время он опять скрылся в недрах Китайского квартала и с тех пор никогда не покидает своей резиденции на Джексон-стрит.
– Никогда? – удивилась Грейс.
– Ну, я, конечно, преувеличиваю; По пятницам он в виде исключения ужинает в ресторане «Плэсид Си», покупает у уличного торговца лотерейные билеты, а потом отправляется в китайский театр всегда в окружении самых отборных и преданных ему «бу-хо-доев», то есть Носителей Секиры. По дороге домой он заглядывает с проверкой в свои игорные притоны на Уэйверли-плейс. Если верить слухам, ему принадлежит не меньше полудюжины игорных заведений, равно как и значительная часть курилен опиума на Дюпон-стрит. Кроме того, Марк Уинг владеет домом терпимости по соседству со своей резиденцией. Этот бордель он называет. «Домом Божественного Покоя и Удовлетворения»
– Он женат?
– В настоящее время нет. У него было бесчисленное. множество наложниц и по крайней мере две жены, с которыми он развелся, потому что они не принесли ему потомства.
Док глубоко затянулся папиросой, поднял голову и выпустил дым к потолку.
– За ним закрепилась слава знаменитого коллекционера, хотя его коллекции никто никогда не видел. Говорят, она не менее эксцентрична, чем он сам, и состоит главным образом из… Может, хотите угадать?
– Запросто, – кивнул Рубен, – но будет лучше, если вы нам скажете.
– Она состоит главным образом из скульптурных фигур, похищенных из древних захоронений, – продолжал Док, – а также из иконописных изображений китайских богов и богинь, дарящих бессмертие.
Он улыбнулся, обнажив желтые зубы.
– Похоже, Крестный Отец одержим манией смерти.
– Это он, Рубен, это именно тот, кто нам нужен! – возликовала Грейс. – Это точно он. А вы не могли бы доставить ему послание? –. спросила она, обращаясь к Доку.
– Возможно. – Он покосился на Рубена. – За определенную плату.
– Вот так всю дорогу, – проворчал Рубен. Ему не улучшила настроения мысль о том, что, не будь его здесь. Док сделал бы все для Грейс, даже не заикаясь о плате.
– Что за сообщение вы хотели бы передать? Грейс уже отрыла рот, но Рубен ее опередил:
– Передайте ему, что у нас есть кое-что для него. Скажите ему, что цена будет очень высока, но ее стоит заплатить, иначе недавно приобретенное им пополнение коллекции окажется разрозненным.
– Отлично. А если он спросит, от кого весточка? Рубен на мгновение задумался, потом его лицо осветила улыбка.
– Передайте: от владельца тигра.
* * *
– Пошли в Китайский квартал.
– Прямо сейчас?
– А почему бы и нет?
Грейс взяла Рубена под руку и повела его на восток, па направлению к Стоктон-стрит.
– Разве ты никогда там раньше не бывала?
– Нет, и мне всегда хотелось пойти. Когда мы были здесь с Анри два года назад, он не захотел сводить меня в Китайский квартал. Сказал, что это слишком опасно.
– Два года назад? Ты живешь в Рашен-Вэлли и уже два года не была в городе?
– Да, около двух лет.
– Но почему так долго, Гусси?
Идя по Клэй-стрит, он помог ей увернуться от поворачивающего за угол фургона со льдом, и они вновь отступили на тротуар.
– Неужели жизнь на винограднике кажется тебе такой привлекательной?
Грейс подумала о своей жизни в поместье «Ивовый пруд». Несмотря на свое злосчастное детство, она всегда любила деревню. Но не старый белый дом и не пустеющие поля удерживали ее и Генри от поездки в Сан-Франциско в течение последних двух лет. Сейчас уже трудно было вспомнить, что именно она наговорила Рубену о Генри; кажется, рассказала какие-то взаимоисключающие истории, хотя обычно с ней такого не случалось. Боясь окончательно запутаться в нагромождении лжи, она решила для разнообразия сказать правду.
– Анри больше не может появляться в Сан-Франциско. Вернее… – Она попыталась выразить это по-другому. – Ему было предложено больше не возвращаться.
Рубен остановился посреди тротуара и вытаращился на нее.
– Кто просил его больше не возвращаться?
– Некоторые влиятельные люди. Можно сказать, отцы города.
– Но почему?
– Потому. Он поставил их в неловкое положение. Догадка вызвала улыбку у него на лице.
– Ты хочешь сказать, что он их обдурил? Верно? Но они не хотят огласки, так как сделка с самого начала была незаконной! Я угадал?
Его улыбка была такой пленительной, что Грейс едва удержалась от соблазна сказать «да».
– Он поставил их в неловкое положение, – повторила она, – и теперь не может вернуться в город.
После этого она крепко сжала губы, ясно давая понять, что больше он ничего из нее не вытянет.
Они вновь пустились в путь.
