в отношении всех стран, особенно Японии и СССР;
6) изучение политики Америки, Англии и Японии в отношении Нанкинского правительства и других групп и течений в Китае;
7) изучение вооруженных сил других стран в Китае;
8) изучение проблем экстерриториальности и сеттльментов;
9) изучение проблем развития сельского хозяйства и промышленности Китая, положения рабочих и крестьян».
Но Зорге не был бы тем беспокойным Зорге, которого мы уже знаем по работе в Германии и в Коминтерне, если бы он сам, «по молчаливому согласию московских инстанций», основываясь на более глубоком и широком понимании проблем Дальнего Востока, чем их представляла Москва, не определил бы для себя дополнительных задач:
«1) наблюдение за новой экономической активностью Германии (особенно в связи со все большим разрастанием группы немецких военных советников);
2) наблюдение за усилением позиции США в Китае (особенно в связи с новыми американскими капиталовложениями в Шанхае);
3) новая японская политика в Маньчжурии и ее влияние на Советский Союз:
4) пристальное наблюдение за намерениями Японии в ходе Шанхайского инцидента и дислокацией японских войск;
5) наблюдение за ухудшением отношений между Нанкинским правительством и Японией»[156].
Очевидно, что решение всех этих вопросов, какими бы личными выдающимися качествами ни обладал разведчик, было бы невозможно без самого главного: надежной легализации Зорге. Выступая в качестве корреспондента «Дойче гетрайде-цайтунг», Зорге, либо не подписывавший своих статей, либо ставивший буквы «Д» (Джонсон) или «И» (Ика), никогда не был просто репортером. Он стал ценен своим редакторам, издателям, а главное, читателям, как прекрасный аналитик, глубоко вникающий в изучаемую тему. Подтверждением этому служил тот факт, что свою первую статью о сельском хозяйстве Китая Ика Рихардович отправил в Берлин 9 февраля, когда до швартовки парохода в Шанхае оставались еще сутки. Материал назывался «Экспорт сои через Дайрен». На следующий день (!) появилась статья «Урожай сои в Маньчжурии», а до 16 февраля еще три, посвященные вопросам экспорта из Китая сои, арахиса и кунжута. Забегая вперед стоит отметить, что затем в аграрных корреспонденциях Зорге наступила большая пауза, но до середины 1932 года он написал еще 11 больших материалов на те же темы: экспорт арахиса, сои и соевого шрота, кунжута, муки, пшеницы и т. д.[157] Некоторое выпадение корреспондента «И» из соевой темы весной 1930 года объяснялось тем, что «Рамзай» на время был вынужден сменить место жительства. По разным данным, 9 или 15 мая Зорге покинул Шанхай и, по требованию резидента, переместился в Кантон. Там он пробыл полгода и там же близко познакомился с радистом Максом Клаузеном.
Глава двенадцатая
Кантонское лето
Кантон (Квантун) – старое название еще одного из крупнейших, после Шанхая, городов Китая – Гуанчжоу. Он был «открыт» иностранцам первым в Китае. Поскольку в переписке Зорге употреблялось название Кантон, то и мы будем придерживаться его во избежание путаницы. В городе тоже существовал международный сеттльмент, где Зорге снял квартиру в пансионе одной датчанки. Близость же Кантона к Гонконгу – форпосту Британии на Дальнем Востоке – и более активные экономические связи с южными регионами страны, где действовали местные «независимые» генералы, оппозиционные Нанкину, делали этот город почти таким же лакомым куском для разведок разных стран, как и Шанхай. В Кантон Зорге выехал не один, а с женщиной. Его сопровождала та самая Агнес Смедли, о которой он много слышал, еще работая в Коминтерне, и с которой очень хотел познакомиться начиная с 1928 года.
Смедли была американкой, она родилась в 1892 году на ферме близ городка Осгуд, штат Миссури[158]. Отец ее принадлежал к коренному населению страны, а мать, женщина европейского происхождения, работала то на ферме, то подряжалась прачкой. В 1901 году семья переехала в Тринидад, штат Колорадо, где в следующие несколько лет Агнес стала свидетелем многочисленных забастовок шахтеров, измученных нечеловеческими условиями труда. Отец, бывший разнорабочим на шахте, вскоре исчез из семьи, и, по некоторым данным, Агнес не смогла получить даже школьного образования. Однако уже в семнадцатилетнем возрасте она преподавала в местной сельской школе, хотя и недолго: в 1910 году умерла ее мать, и девушка продолжила получать образование (впрочем, весьма хаотично: в педагогическом училище в Аризоне, на вечерних отделениях Нью-Йоркского университета, Педагогического института в Фениксе, на курсах при Калифорнийском университете в Беркли), зарабатывая на жизнь в качестве разносчицы газет или машинистки. В одной из школ Аризоны, где она работала редактором школьной газеты (это были первые публикации Агнес), она познакомилась с братом и сестрой Брандин (Brundin). Они были социалистами и скоро увлекли своими идеями потенциально готовую к этому Агнес. Вскоре все они покинули Аризону и отправились в Сан-Франциско, где в 1912 году Агнес вышла замуж за Эрнста Брандина, с которым развелась в начале 1917 года и переехала в Нью-Йорк. Это стало началом карьеры этой женщины, пассионарности которой мог позавидовать и Зорге.
Уже через год Смедли, работавшая в социалистической газете «Нью-Йорк колл», была арестована разведкой ВМС США по обвинению в нарушении закона о шпионаже, но провела в тюрьме лишь два месяца и вышла под залог. Агнес, никогда не забывавшая о своем происхождении и, кстати, обладавшая довольно необычной внешностью, вступила в тайное общество… индийских эмигрантов, боровшихся в США против британского владычества. Став гражданской женой одного из лидеров организации – Вирендраната Чаттопадьяя (Чандропадайя; Virendranath Chattopadhyaya), Агнес оказалась с ним сначала в Германии, а потом и в Москве, где приняла участие в работе III конгресса Коминтерна. Осев в итоге в Германии, Смедли занялась пропагандой индийского национально-освободительного движения, подготовив к печати, помимо всего прочего, монографию «Индия и будущая война». Это помогло ей приобрести теоретические знания по проблемам Индии и Азии вообще и дало возможность закончить к 1928 году рукопись книги «Дочь Земли». Тяга Агнес к Востоку превзошла стремление вернуться на родину ее мужа. Поэтому, когда в 1928 году Смедли в качестве корреспондента «Франкфуртер цайтунг унд хандельсблатт» и нескольких итальянских (!) газет отправилась через Москву в Китай, Чаттопадьяя не последовал за женой и остался в Москве (где и был расстрелян девять лет спустя по стандартному обвинению в шпионаже).
Прежде чем в мае 1929 года поселиться в Шанхае, Смедли побывала в Харбине, Тяньцзине, Пекине и Нанкине. Обладающая легким пером и острым глазом, Смедли стала популярным в Германии автором репортажей как, собственно, о Китае, так и о своеобразной жизни шанхайского международного сеттльмента, подготовив для «Франкфуртер цайтунг» около шестидесяти статей за четыре года.
Сразу по приезде в этот город ее встретили трое коллег-журналистов. Позже Агнес вспоминала: «Они сами рассказали мне, что японцы располагают в Китае самой лучшей агентурной сетью и что у них можно узнать много нового. “Разумеется, речь при этом идет о северных районах, – говорили они. – На юге особенно сильна британская разведка. Можете быть уверены, что ей точно известно, когда вы прибыли в Китай, и все остальное о вас тоже, вплоть до того, как часто вы меняете нижнее белье”». «Нижнее белье» Смедли должно было особенно интересовать шанхайскую,
