За таким занятием легче переносится голод, да и время быстрее идет.
Как ни тяжело было в лагере большинству пленных, но все же не так, как евреям. Для них создали просто невыносимые условия и обращались с ними, как с самой последней скотиной. Да куда там со скотиной сравнивать! Хуже еще. На протяжении нескольких дней на территории лагеря можно было наблюдать такую картину. Несколько евреев в специальной упряжке с колокольчиками на шее везут сани. На санях установлена бочка с водой, а на ней сидят два немца. Один немец правит вожжами, а второй играет на губной гармошке мелодию «Катюша». Пленные евреи через силу везут сани и поют песню: «Расцветали яблони и груши…». По обеим сторонам возле саней идут с плетьми лагерные полицаи из числа пленных. Чтобы быстрее шли евреи и громче пели, их стегают плетьми. И все это происходит обычно тогда, когда все пленные находятся на построении. Немцы и полицейские называют это спектаклем для развлечения пленных. Жили эти евреи в холодных помещениях и спали прямо на земле. Использовали их на самых грязных работах, а кормили еще хуже, чем нас. На следующий день их уже заставляли петь другую песню «Броня крепка и танки наши быстры…». Каждый раз, как только начинался такой «спектакль», немецкий офицер снимал фотоаппаратом.
Однажды немцы устроили такое представление: на территории лагеря в небольшой клетке, окруженной колючей проволокой, поместили двух евреев, раздетых догола. Только на ногах у них были надеты ботинки. А ведь сейчас зима, а не лето. Их заставили драться на кулаки. Дрались они до тех пор, пока один из них не падал в снег. На смену побежденному, в клетку вталкивали другого еврея. И так продолжалось до тех пор, пока в клетке не побывают все евреи. Во время игры на кулаки их заставляли кричать «Бей евреев!». И попробуй только ослушаться. После этого «представления» мы евреев больше не видели. В живых, конечно, их немцы никого не оставили. Или их всех расстреляли или они умерли от тяжелых нечеловеческих условий.
Кроме евреев немцы еще искали цыган, но ни одного найти не смогли. А возможно их даже совсем среди пленных не было.
В офицерском корпусе было несколько евреев, но немцы их не опознали, а более тщательную проверку не устраивали. Никого не раздевали. А офицеры не будут выдавать своих товарищей. Да и вообще в наш корпус немцы редко заглядывали, а полицейские даже боялись заходить. Одного полицая однажды проучили, причем здорово. Он жаловаться никуда не пошел. Хоть и в плену, а офицерский состав держался сплоченно. Все невзгоды переносили сообща вместе, а не по отдельности.
В Ростовском лагере из разведчиков я встретил только Жорку Мухина. Остальные все сумели разбежаться, видимо, когда гнали по Батайску и Ростову. Можно с уверенностью сказать, что они уже у своих, на то они и разведчики. А Жорке, как и мне, не повезло. Жорка из большого корпуса перешел прямо в нашу камеру. Я сказал, что это мой большой близкий друг. Никто против ничего не имел, и Жорка стал жить у нас. Жорка – бывший моряк, сверхсрочник, во флоте прослужил более восьми лет. Воинское звание у него старшина какой-то статьи. Ему было что-то около тридцати лет. Дома, в родном своем Чкалове, у него старики-родители и больше никого. Все время он их только и вспоминал. Часто говорил мне, что не увидят меня больше никогда мои старые родители. Ничего-то они обо мне не узнают. Он не верил в то, что из лагеря можно вырваться живым. На этапе еще можно, а здесь нет. Дело дрянь…Короче говоря, Жорка пал духом.
В офицерском корпусе находились несколько офицеров из 55 бригады, из той же что и я. Некоторых я знал и раньше немного. Вернее, не знал, а только видал. Вот здесь-то и пришлось многое узнать о том последнем бое, который для нас закончился так трагически. Некоторые офицеры подтверждали то, что в этом бою погибли командир бригады, начальник штаба и еще несколько других работников штаба. Пленный в/врач рассказал, как немецкие танки разбили за селом сарай, в котором находилось больше сотни тяжело раненых солдат. Почти все они погибли в горящем сарае. Вот у этого сарая в/врач и попал в плен с несколькими медработниками. Об этом зверстве мы раньше не знали. И в самом селе, рассказывал врач, раненых тоже много осталось. Возможно, что и они все погибли. О том, что раненых наших эвакуируют в госпиталь немцы, вряд ли в это кто-нибудь верил.
Плен…Да…Нехорошее это явление, плен. Каждый его тяжело переживает, не только физически, но и морально. Сколько было переговорено насчет плена длинными зимними вечерами. Сколько ни спорили и ни доказывали друг другу, а все равно приходили к одному выводу – виноваты. А как же иначе? При каких бы обстоятельствах ты не попал в плен, плен есть плен. А плен – это самое позорное явление. Основной спор шел о том, что если, например, мы сумеем вырваться на свободу, а затем попадем к своим? Как тогда поступит командование Красной Армии с нами? Что с нами сделают? Ведь мы же нарушили присягу, так ведь? А за нарушение присяги знаете, что полагается? То-то! Пехотный капитан Иванов Иван Иванович говорил: «Ничего, товарищи, страшного нет. Постараются разобраться, при каких обстоятельствах ты попал в плен. Почему не мог сражаться до конца? Пусть даже временно лишат тебя офицерского звания и пошлют в штрафбат. Проявишь там себя и останешься жив, и тогда тебя снова восстановят в звании. Тогда никто тебя упрекать не станет. Ну, а если уж придется в этом штрафбате погибнуть, все равно твои грехи будут прощены. За тобой никакой вины не будет. Родина, она как мать родная, может и наказать, может и простить. Я лично согласен понести любое испытание, лишь бы только быть у своих».
Многие согласны с мнением капитана Иванова, но находились и такие, которые рассуждали совсем иначе. Можно сказать, даже запугивают. Как же иначе понимать, если ст. лейтенант Прокопенко говорит, что если кому из нас посчастливится вырваться из плена и попасть к своим, то командование с таким церемониться не будет. Если только чудом не расстреляют, то пошлют туда, где одиннадцать месяцев зима, а остальное лето. Или как еще говорят, где Макар телят не пас. Он настойчиво доказывал, что никто с тобой разбираться не будет, при каких обстоятельствах ты попал в плен. Есть, когда разбираться! Изменил присяге? Изменил. Вот
