Удар головой о раму, и на какое-то время я отключаюсь, а когда прихожу в себя, мне в лицо направлено дуло пистолета.
— Очнулся, голубок, — всё лицо Амира в крови, а звериный оскал кажется ещё страшнее. — Говори, кто ты и откуда, пока я не прострелил тебе башку!
— Я — сержант российской армии. Служил в сто двадцатом гвардейском дивизионе. Сбежал из расположения полка, потому что расстрелял командира.
— Врёшь, собака! Мы нашли маячок в машине. Меня не могли так легко найти, пока не появился ты. Но это последнее твоё задание.
— Да? Тогда это последнее твоё решение, потому что ты не доживешь до этого вечера.
— В любом случае, ты не узнаешь об этом, — и он взводит курок. Но выстрел получается скошенным, потому как чертов придурок Пуля попадает ему в руку.
В этот момент боевики Хаиба расстреливают меня. Бронежилет спасает, но лишь до того момента, как одна из “маслин” не попадает в шею. Жалящее чувство, а после очень быстро воротник куртки пропитывается влагой. Прежде чем свет в глазах меркнет, вижу перед собой лицо Пули, который что-то кричит мне, даже пытается трясти. Но в теле наступает такая слабость, что не хочется даже глаза открывать, и я поддаюсь этому плотному черному туману, проваливаясь в черноту.
2018 год. Москва.
Сижу за столом в кухне и смотрю в оконное стекло, отстраненно фокусируясь на том, как падает снег. Сегодня получился очень насыщенный вечер и ночь. Василиса, приняв душ, уже крепко спит, а я, как идиот, сижу за столом, вспоминая свои армейские дни. В тот далекий день я видел Пулю в последний раз.
Поднимаюсь и, подойдя к буфету, открываю его, доставая бутылку вискаря.
— Почему ты не спишь? — её силуэт в моем старом свитере отражается в панорамном окне.
— Не спится мне что-то, — не хочу грузить Ваську своим прошлым, прекрасно понимая, что у неё и своих кошмаров достаточно. — Будешь? — поднимаю бутылку “Макаллана”.
— Разве что немного. Я не очень люблю виски.
Ставлю на стойку два стакана, кидаю по три куска льда и наливаю вискарь так, чтобы льдинки покрылись жидкостью. А после протягиваю один из стаканов рыжухе.
— А ты почему встала? — делаю глоток и прикрываю глаза, чувствуя, как золотистый напиток обжигает рот и горло, медленно стекая в желудок.
— Я проснулась и обнаружила пустую кровать. Вот и встала, — девушка тоже отпивает виски, чуть морщась, но затем делает второй глоток и уже не кривится. — Почему ты не остался в постели? — вопрос о другом вроде, но сводится к тому же: по какой причине не сплю.
— Я слишком напряжен сегодня, чтобы так легко уснуть, — девушка наклоняет голову набок и, чуть прищурив глаза, всматривается в моё лицо. — Что?
— Ты впервые был в той комнате?
Васе не нужно уточнять, о чем идет речь, но я не хочу посвящать её в свои прошлые связи, чтобы не ухудшить и так напряженные отношения.
— В “Лофте” был впервые, но для меня это не дебют, если ты это хотела узнать, — Василиса слегка краснеет и отводит взгляд. — Что тебя смущает?
— Ничего, — она обхватывает себя руками, подходя ближе к стеклу.
— Вася-я-а… — тяну и подхожу к ней, встав за спиной, но касаться её не рискую. — Рассказывай.
— Я никогда раньше не делала этого. То есть с другими использовала эти игрушки, но на себе испытывала только вибратор. А тут всё это: и маска, и плеть и… и… и ты…
— Тебе не понравилось? Если ты не хочешь, мы никогда больше… — она разворачивается и прижимает пальцы к моим губам.
— В том-то и дело, что я хочу больше, и это меня пугает и смущает.
— Лисёнок, — всё же обнимаю девушку, прижимая губы к её волосам. — Всё будет так, как ты хочешь. Я люблю доставлять тебе наслаждение.
— Это правда не тянет на психическое отклонение? — она обнимает меня за талию, пряча лицо на груди.
— Всё, что доставляет наслаждение — не психическое отклонение, — говорю и сам понимаю, какую ересь несу, но хочется успокоить девушку. — Ну, или почти всё. Например, зависимости это уже не хорошо. Хотя есть и от секса зависимость, но это ведь не наш случай. Потому что я хочу тебя, а ты меня, и это привязанность.
— Саша, а ты правда лишь меня хочешь? — она поднимает лицо ко мне, а я, не удержавшись, обхватываю её лицо и целую. Без страсти, но с глубочайшей нежностью.
Кажется, мои действия должны сказать громче слов о том, что я не просто хочу лишь её, а влюбился, как последний дурак. Мне жадно, даже чтоб чужие мужики глазели, пока Василиса танцует. Что уж говорить о том, как меня чуть не разорвало, когда в зале появился Ерошин и увел мою девушку в вип. Но спасибо Дону, всё получилось.
— А сама ты как думаешь? — немного отстраняюсь, чтобы видеть её глаза.
— Хотелось бы услышать, — она поднимает руку и проводит по моей щеке пальцами.
Понимаю, что сначала я задел Ваську утром, сделав вид, что оговорился, потом после нашей сессии жесткой любви, потом в машине и вот сейчас. Девушка заслужила правду.
— Ты мне нужна, Василиса, очень, — снова обхватываю её руками, прижимая к себе так сильно, что она вскрикивает. — Веришь мне? Я с ума схожу от ревности, от бессилия, от невозможности что-то исправить. Пожалуйста, прими от меня остальные деньги и бросай этот клуб. Чтобы не встречаться с другими мужчинами, и тем более с этой тварью Ерошиным.
— Ты же знаешь, я не… — но не даю ей договорить, перебивая:
— Знаю, поэтому и уговариваю. Прошу, Вася. Давай бросим всё это и уедем куда-нибудь на неделю, месяц, год?
— А что будет потом? — она прижимается, почти невесомо поглаживая меня по спине. — Когда выйдет время этого бегства? Нет, Саша, так не пойдет.
— Но почему?! Почему ты так упорно отказываешься принять у меня деньги, но при этом с такой легкостью берешь их у таких моральных уродов, как политик?
— Потому что это мой заработок. Я больше ничего не умею, Саша. Танцевать и трахаться за деньги — вот чему меня научили.
— Ясно, я понял, — разжимаю объятья и словно разбиваю хрупкую вещь.
— Саш, — Василиса тянется ко мне, но для меня, словно “стоп, машина”, её слова о заработке. — Почему ты не говоришь сам, где взял такие деньги? Я не видела тебя в клубе до недавнего времени, а значит, ты был где-то занят. Я видела твои шрамы, видела, как ты ведешь себя в экстремальной ситуации. Ты — не просто правая рука Косаря, и не просто его дилер. Почему ты не бросишь свои дела и не останешься сидеть дома?
— Ты ничего не понимаешь, — отмахиваюсь от её вопросов, прекрасно осознавая, что до приказа Исаковского я и шага не сделаю из косаревской банды. К тому же именно благодаря Косарю я сейчас могу обнимать и прижимать к себе эту невозможную девчонку.
— Конечно я не понимаю, — она с такой силой ставит стакан на стол, что тот лопается прямо в её ладони, а острые края стекла впиваются в ладонь девушки. — Да твою ж маму!
