− Данька? – кинула ему вариант.
− Работает. Пробовал отпроситься − не отпускают. Просто так уйти тоже не может − уволят, а ему бабки нужны, в ипотеку влез.
− Дебил, – охарактеризовала я умственные способности Кена.
− Согласен.
− Во сколько надо?
− В девять утра.
− Давай доки и вещи, съезжу.
− Уверена?
– П*здеть, что непоподя, не буду, адекватно вести себя умею. Марине Федоровне скажу, что мы с тобой коллеги. У тебя операция, ты не смог приехать.
− Я не об этом, ты же сама работаешь завтра.
− Викторовича до одиннадцати не будет, у него дочь старшая в гости приехала. Так что, могу немного опоздать. И вообще, начальство не опаздывает − оно задерживается.
− Спасибо.
− Не подавись.
− Поехали домой, оттрахаю в знак благодарности.
− В тебе сдох романтик, в мучениях и агонии. Только давай ты сверху, а я сегодня брёвнышком.
− И ключи обратно забери, у меня вторые есть. Чего ты их таскаешь мне каждый раз?
− Ну, я ж не ты: ключи загробастал, носки с трусами притащил, в шкаф запихнул, бритвенные станки свои рядом с моими кремами воткнул. Ну, ты п*здец, Ширяев. Я в шоке порой от твоей наглости.
− Я ж не идиот, это всё постоянно с собой таскать. У меня вещмешка в виде «женской сумочки» нет.
− Подарить?
Но после ужина Ширяев вырубился. Выйдя из душа, я обнаружила, что он сладко и воодушевлено храпит, так, что ещё чуть-чуть, и стёкла в окнах начнут звенеть от силы издаваемого им звука.
− Эй, старый медведь! – коснулась его спины, реакция нулевая. – Ширяев, бл*ть! – толкнула сильней.
− Чего орёшь? – пробурчал, утыкаясь в подушку и раскидывая конечности звездой.
− Ляг на бок, ты храпишь.
− Ага.
− Андрей перевернись, говорю, – не давая даже снять влажное полотенце, рванул к себе, прижимая к своему боку и накрывая нас одеялом.
− Спи, сигнализация, − вот и всё. Бесячий мужик, но сопротивляться нет ни сил, ни желания. Скинула полотенце на пол и, устроившись поудобнее, вырубилась.
− Здравствуйте, Марина Федоровна! Как ваше самочувствие? – произнесла, войдя в двухместную, хорошо обставленную и оборудованную палату.
− Здравствуйте! Жаловаться не люблю, но могло быть и лучше, – она говорила уже более чётко, но всё так же медленно и растягивая слова.
− Я коллега вашего сына. Вот, вещи вам привезла и фрукты, хотя врач заверил, что кормят тут вкусно, – пододвинув к кровати стул, присела рядом.
− А Андрей приедет? – она потянулась и сжала мою ладонь работоспособной рукой, вторая почти не функционировала.
− Конечно, но вечером. У него сейчас плановая операция, поэтому отправил меня.
− Хорошо. Как твоё имя?
− Настя.
− Красивое имя. Доброе. Настенька, передай, пожалуйста, Андрею, чтобы очки мои привёз. Скучно просто так лежать. Хоть газету какую почитаю.
− Хорошо. Может, что-то ещё необходимо?
Но особых просьб у Марины Федоровны не было: очки да зарядное для телефона. Она попросила меня немного с ней посидеть, и отказать я просто не имела права. Лежать вот так весь день, не имея возможности даже встать, потому что собственное тело не слушается, не очень-то весело. Почитала ей статьи из журнала, что имелся в палате, немного поболтали о современной эстраде. Видимо, её этот вопрос занимал, как и добрую половину женщин подобного возраста. Попрощавшись на тёплой ноте, оставила её отдыхать. Добрая, светлая женщина. Выйдя из больницы, набрала Андрею.
− Принимай отчёт. Съездила. Документы врачу отдала. Вещи и фрукты отнесла в палату Марине Федоровне. Чувствует себя сносно, но не оптимистично. Заедь к ней вечером, ей надо общаться сейчас, чем больше, тем лучше. Так быстрее восстановится речевой аппарат. Попросила очки и зарядку. И да, Ширяев, в следующий раз предупреди врача, когда кого-то будешь отправлять вместо себя, а то меня не сразу пропустили. Пришлось врать.
− Что соврала? – спросил с уже улавливаемым смехом в голосе.
− Не, не. Я эту фигню повторять не буду, а то у меня язык к нёбу прилипнет.
− Учитывая, что туда пускают только родственников, я могу предположить, что ты им сказала, – противненько так заржал, снова пробуждая во мне желание его стукнуть. Жаль, не рядом сейчас.
− Даже не озвучивай.
− Ладно, женушка, огромное тебе спасибо. Езжай домой, вари борщ, крути бигуди. Приеду вечером поздно: злой, голодный и сексуально озабоченный.
− Муженёк, я сегодня допоздна, поэтому воспользуйся любовницей, разрешаю, – проворковала в трубку, едва не поскрипывая зубами от подобных словесных сочетаний, и скинула вызов, направляясь к машине. В следующий момент приходит сообщение от Андрея с тексом: «Приеду вечером. Жена отпустила. Надень трусы покрасивше». С*че-еныш. Сижу в машине, как дура, пялюсь на сообщение и ржу. Обожаю юмор этого мужика.
Последующая неделя была уже легче на всех фронтах. На работе в процессе нашего «милого» общения с трудовой инспекцией до суда дошло дело лишь по одному уволенному. Там на самом деле был спорный момент, но наши юристы были настроены отстоять и его. На протяжении всей недели Динка и Конева обрывали мне телефон, звали в гости, в клуб, в боулинг, в бар. Но всё моё свободное время теперь занимал Ширяев. Да и после треша предыдущих недель мне надо было прийти в себя. Организм был изрядно вымотан, постоянно хотелось лишь двух вещей − спать и есть. Вариант с походом в клуб как-то не воодушевлял. Витаминов что ли купить? Пока совсем не свалилась.
Глава 31Я любил за ней наблюдать, вот так, незаметно для неё. Пройдя в квартиру, сначала удивился, что не раздалось привычного: «О, припёрся, чудовище, я заждалась», но уже без злобы и с улыбкой. Обнаружив Настю на кухне, привалился плечом к косяку, наблюдая, как она в наушниках пританцовывает под музыку и, мурлыкая что-то себе под нос, переворачивает котлеты на сковороде. Наслаждение доселе неведомое и недоступное. Наверное, только, когда тебя действительно по-настоящему прёт от человека, ты испытываешь подобное, просто наблюдая за обыденными вещами. Именно в такие минуты в голове зреет мысль, что надо бы её перетащить к себе. За*бался жить на две квартиры. Побрыкается, конечно, для вида, она же без вы*бона-то жить не может, но переедет. Настя, видимо, почувствовав, что за ней наблюдают, обернулась и сняла наушники.
− Чего притаился?
