поливают этим отвратительным соусом? Кстати, вам стоило бы заказать тушёнку в Райволе. Во-вторых, от вида других больных портится аппетит. Но я-то не больной, вы сами это говорите, вы понимаете, слава богу. Всего лишь голоса… Да, мой пращур вешал на ёлках людей и собак, настоящий был аристократ. Плевал он на меня, как и я на него. Стоит ли его искать? Нужно ли с ним встречаться? Какого чёрта?
– Не бойтесь! Для этого вам не будут делать уколы и давать таблетки. Мы займёмся эвритмическим танцем, обретём гармонию, соединив дух и материю. С помощью танца вы найдёте путь к свободе и бесконечности.
– Может, лучше укол?
– Не переживайте. Вас мучают голоса, мы вам поможем от них избавиться. Вы войдёте в мир безвременья, встретите ваших предков и будете общаться только с ними, чужие голоса замолкнут навсегда.
– Я бы не сказал, что так уж и мучают. Просто говорят со мной, спорят, но не угрожают. И мне не до танцев.
– Каждое утро вы будете разучивать различные эвритмические движения. Через полгода они сложатся в единое целое. Танец, который вы будете исполнять три раза в день, наполнит ваше существование гармонией.
– Полгода?
– Мы вам подберём лёгкие развевающиеся одежды. Концертмейстер подыграет на рояле. Вы развоплотитесь, станете точкой в бесконечном пространстве, частицей Вселенной, свободной от всяких земных желаний и волнений.
– Вы сказали, полгода?
– Быстро только кошки родятся, поспешишь – людей насмешишь, господин Тролле. За короткий срок вы не выучите эвритмический танец, не обретёте навык развоплощения.
– Я хочу остаться собой, доктор. И у меня нет столько времени, надо страну из руин поднимать, повышать оборонительную способность, ведь враг не дремлет. Пожалуйста, отпустите меня со всеми моими голосами. Никому от них худа не было. Я нужен моему народу.
– Первое движение называется «мистическая птица». Вы будете изображать бросок копья и полёт сокола. Это моя личная методика. С помощью движений мы будем вызывать древнего дедушку, который возвысил ваш род над другими людьми. При этом надо протянуть звук «о». Давайте вместе – «о-о!»
– Какой ещё дедушка? Я хочу общаться с молодёжью, где дети, где Эйно и Анна? Доктор, я понял страшную вещь – вы голос в моей голове! А-а-а! Ы-ы! И-и!
Офицер Тролле обижал доктора, обзывал «всего лишь голосом», не хотел пропевать звуки и совершать эвритмические движения. Крепкие санитары надевали на него смирительную рубашку и надолго изолировали от прочего душевнобольного общества. Родственников к нему не пускали.
Но Арви был очень хитрым и мужественным больным – ему хватило сил взять себя в руки и притвориться выздоравливающим. Он перестал буянить, просил добавку гадкого соуса, разучивал танец. Через полгода Урсуле разрешили увидеться с братом и, заплатив немалые деньги, взять его на поруки.
Руна третья
Арви клянётся вернуть карельскую землю и Лийсу
Похоронив отца, Урсула поселилась в Хельсинки у столетней свекрови. С ней были муж, дети, Йозеф и вызволенный из психушки брат. Дом в Стокгольме самодура завещала детям своего дорогого покойника, но жила там одна – никто из Тролле и Канерва не хотел оставаться в Швеции: все в патриотическом порыве возрождали «свою Суоми» в пределах новых печальных границ.
Германия напала на Норвегию. Арви пил успокоительное, глотал порошки, внимательно следил за военными действиями, чиркал карандашом в газете, прислушивался к радиовещанию и голосам в голове, кричал об общем параличе и слабости обороны, бредил союзом с фюрером:
– Я был бесконечно обижен на Германию. Мы так дружили! Йозеф, в твоём возрасте я проливал за немцев кровь на Рижском фронте, был ранен, чуть не утоп в Мисе. Вылечился, но не пошёл в Беломорскую Карелию, всего не успеть, в Виипури было дел по горло. Ещё хотел дойти до Петрограда, это ведь тоже наши земли, эх, юношеские мечты! В восемнадцатом году немцы помогли выбить красных из Хельсинки, провели парад и великодушно отдали нам чистый город. А через два десятка лет в тяжёлый час бросили нас и хладнокровно наблюдали за бойней. Они даже запретили пролетать над своей территорией тем, кто хотел нам помочь. Итальянцы не могли переправить оружие и макароны. Но голос в моей голове говорит: «Прости по-христиански! Снова полюби и заключи союз!»
– Господин Арви, я пока не готов разделить вашу любовь. От фрау Гусман нет известий. Судя по всему, её уничтожили. В документах написано, что я немец, но мне страшно ехать в Германию.
– Думаешь, снимут штаны для проверки? Или отправят на фронт?
– Я разлюбил мою родину. Похоже, мне там больше нечего терять. Здесь останусь.
– Правильно. Если что – будешь биться за Суоми?
– Если придётся, буду драться за Анну. Мы решили пожениться.
– Поздравляю. Сейчас нелёгкое время, но я – я заплачу за свадебный обед. Я тоже хочу жениться. Для этого-то мне и нужен союз с Германией. Меня ждёт невеста в Райволе. Ты знаешь, я был болен, случилось временное помутнение рассудка – в тот день, когда я взорвал квартиру и встретил младшую Босову. Кстати, это она меня сдала в дурдом. Меня поразило её сходство с папиной Суоми. Оказывается, все кроме меня, знали, кто позировал. Так вот, я чуть было не забыл мою Лийсу. Но сейчас ясно вижу, что мне нужна лишь она. Я очень о ней беспокоюсь. Где она теперь? Всё также в Верхней Райволе? Не навредили ли ей рюсся? Может, решили, что она шпионить осталась. Расстрелять могли или в лагерь отправить, а там голодом заморить. Я служил в лагере и знаю, как избавляются от тех, кто не нужен. Германия поможет вернуть Верхнюю Райволу. Для этого я готов заключить союз с самим дьяволом. Как Фауст.
– Дядюшка, ты кое-что забыл: «А чем я заплачу за эти попеченья?» – вступил в беседу Эйно. – «Чёрт – эгоист, нельзя ждать от него, чтоб даром стал он делать одолженья»[62].
– У нас нет выхода. Норвегия, Швеция – слабые. С ними союз ничего бы не дал. Англия – со своими принципами, ей не угодишь. Про французов даже говорить не хочется. Я должен вернуть мою Лийсу.
– А я собираюсь проведать Пекку. Показать ему мою награду. Честь и Родина! Он поразится, что я на медали изображён, правда, горба не видно.
В разговор вмешалась мать:
– Ты не пойдешь воевать. Я не справлюсь с ужасом ожидания и неизвестности. Меня пристрели, потом делай, что хочешь.
– Мама, я с тобой останусь. Да и войны не будет, дядя драматизирует. Но согласись, что было бы неплохо вернуться в Виипури.
– Я не хочу никуда возвращаться.
