— Не собираюсь ничего придумывать. — буркнул Паша, выходя из кухни. Я потерла коленку и села обратно на диван.
— Все, у меня силы бояться кончились. Вы психи. — мрачно объявила я, переводя взгляд с одного на другого. — На меня нападал маньяк, пытался зарезать собственный муж и светил синий инопланетянин. Сомневаюсь, что у вас в запасе есть что-то более жуткое.
Черноглазый фыркнул, расположился на ковре поудобнее, поджав под себя ногу.
— Сама ты инопланетянин. — он кивнул на Пашу. — Какой из него пришелец?
— Голубой. — пробормотала я, отодвигая колени подальше от черноглазого. — Светящийся. Я жду объяснений.
— Э, нет, это не ко мне. Все вопросы туда. — он кивнул на Пашу и поднялся, потянувшись. Хищно оскалился. — Раз уж впрягся, теперь будешь его персональной головной болью. Ну, или гемором.
После его ухода стало намного, намного хуже. Осязаемое облако непонимания повисло в воздухе — каюсь, большей частью мое. Тишина давила на уши.
— Так что это было? — я решилась нарушить паузу. Уже ни ради ответов, а просто ради того, чтобы хотя бы немного приблизиться к концу. — Хватит уже мяться. Давай, вываливай все разом. Твое…доказательство я уже видела, спасибо, красиво было. Надеюсь, больше не увижу. И про фото не забудь.
Паша протяжно вздохнул и сел на диван на расстоянии вытянутой руки.
— Я не. ну, не то, что ты подумала. — путано пояснил он, глядя в пол.
— Но и не человек. А я много о чем подумала. — я вглядывалась в знакомый профиль. Все на месте, все как всегда…идеальная маска. Внезапно меня осенило. — Слушай, это спецэффект такой, что ли? Шутка? Пранк?
Парень покосился на меня. В глазах у него явно читались сомнения в моей адекватности.
— Видимо, нет. — мой энтузиазм увял. — А так здорово придумала…мог и подтвердить, чего стоило-то? Я бы успокоилась на некоторое время.
— Думаешь, мне нравится врать на каждом шагу?
— Ну так не ври! — невольно повысила я голос и осеклась. Тоже мне, дрессировщица нечеловеков.
— Я даже не знаю, как начать. — Паша рывком поднялся и начал мерить комнату шагами — от угла к углу, по диагонали.
— С фотографий. — тихо напомнила я.
…Фотографии. Начали за полгода собирать, точнее я начал, первое дело, как ни крути, все должно быть идеально. Сразу как впервые на тебя наткнулся. Те, кто, не знаю, искорежен, изломан изнутри, видно сразу, словно не ровное пламя горит, как у других, а тусклый огонек мерцает, то гаснет, то вспыхивает так, что смотреть больно… Да, так мы и видим. Огонь. Пламя. Белое-белое. А у тебя почти и не видно было, так, свечка…
Стал искать, кто или что стал причиной. Я давно уже был у твоих родителей, посмотрел, узнал многое. То, что ты сама бы не рассказала, да и они не рассказывали, но я могу узнать то, что мне нужно. Во сне удобнее всего. Переехал, пытался подобраться ближе. Обычно мы просто селимся неподалеку и не влезаем, не знакомимся лично. Ищем виноватых. Находим тех, кто сломал вас. Потом совсем легко.
Нет, кармы нет никакой, и бог их не карает. Мы иногда караем, кого находим. Но вам потом легче, и пламя потихоньку возвращается…по большей части, ни на что мы не годимся, кроме того, чтобы влезать в чужие головы, видеть ваши раны и лечить их, как умеем. И восстанавливать справедливость в том виде, в котором видим ее мы.
А потом этот, в баре…на кой черт ты вообще поперлась вечером в какой-то бар и пила с незнакомым человеком? Что за идиотизм? Я понятия не имел, как вообще поступать в этой ситуации, но я же вроде как взялся причинять справедливость и все такое, что я должен был делать? Остановил машину, загорелась она в процессе, видимо, слишком увлекся. Он вывалился из машины и побежал. Я вытащил тебя, даже не подумал, что он разглядел меня, что могут пойти слухи. Я не знал, что его убили. Оказывается, вмешиваться можно, но только так, чтобы никаких свидетелей. Не спрашивай, кто эти правила придумал; точно не я. Но раз я впрягся, то должен следовать.
Потом этот твой недомуж. Я думал, что у вас любовь. Что ты простишь его, и все станет нормально. Попытался разбудить в нем остатки чувств…не смотри на меня так, он все равно тебя больше любил, чем ее. Просто себя он любил намного больше, чем вас обеих, вместе взятых. Но в первый раз все делаешь вслепую. Видимо, и тут я немного перестарался, и у него поехала крыша. Стоило после драки понять, что дело плохо, но я не знаю, как люди должны себя вести после такого вмешательства…
Когда я так близко — даже в соседней квартире — я вижу твои сны вместе с тобой. Не всегда даже получается вынырнуть. С отчимом твоим тоже надо было что-то решать, я сначала просто хотел достать из его памяти какой-то отрывок, заставить пережить снова, взглянуть со стороны и найти хотя бы капли раскаяния. Не сдержался опять — мне вообще не очень-то просто сдержаться, раз за разом срываюсь, мститель из меня так себе…засунул его на твое место. В ту ночь ему снился чудесный сон, в котором он — ребенок, парализованный страхом, видит себя же взрослого так, как ты его видела. Он оказался слабее, чем ты. Сердце сдало.
Сейчас я понимаю, что за все, что я делал из желания помочь, ты вполне можешь меня возненавидеть. Даже должна меня ненавидеть, ведь я смог помочь огню стать ровнее, но разрушил все остальное, как слон в посудной лавке, довел тебя до истерики, подставил. Как видишь, мы тоже разные…
Почему ты? Да просто тебя я увидел первой, и тебе было хуже, чем кому-то из тех, кого я встречал. Да, ты все спрятала глубоко внутри, но это вредит намного сильнее, чем то, что вышло и отболело. Все, что скрыто, продолжает давить, разрушать изнутри, делая тебя совсем не такой, какой ты должна была стать, а это больно. Как дерево, которое растет на твоих глазах и внезапно изгибается под слишком сильным ветром. Ты знаешь, каким должно быть это дерево, и разница между реальностью и тем самым как должно — ужасает.
Мы? Бродим вот так по миру…нет, одни бродим, просто однажды уже не получается игнорировать вопрос — кто мы такие и зачем мы тут? До какого-то момента тебе кажется, что ты человек, потом, когда впервые видишь этот огонь, думаешь, что рехнулся. Потом — что ты маг или еще что…после этого тебя находят остальные. Рано или поздно, разными путями, но мы все оказываемся в одной лодке, сколоченной сотни лет назад. Нет, это не супершпионская организация, нас не интересует политика или власть. Помогать — необходимость, а не прихоть. Просто получилось так, что на моем пути попалась именно ты. И я, в трезвом уме и при нормально работающем мозге, послал к черту все правила не приближаться, увидев, что я могу сделать все намного лучше, просто находясь рядом. Но правила-то я помню, но можно же дружить, не обязательно влипать в разные чувства?
Да, мне теперь тоже смешно. Надо было попросить помощи сразу, как понял, что делаю не то. Гордость — страшная штука, так по-человечески.
Обычно ты живешь как бы на расстоянии от людей. Ты видишь, что происходит у них внутри, понимаешь, насколько вы разные. Невозможно воспринимать человека как равного себе. Не потому, что мы лучше или хуже, просто потому, что мы даже видим одно и то же по-разному, чисто физически. Два разных вида. И подснежники, прости. Позже понял, что не порадовал, а больше напугал. Как и наклейкой этой дурацкой… что толку прощения просить, надо было сразу. Нет, надо было не влезать совсем.
