— Скорую! Вызывай скорую! — донесся до моих ушей громкий голос Макса. Не знаю, сколько он не мог до меня докричаться. В ушах стоял гулкий шум, в голове словно ватой все заволокло. Я поднялась и рванула за сумкой. Дрожащие пальцы никак не хотели набирать нужный номер. Получилось попытки с десятой. Когда я вернулась в комнату, Макс делал Гоше непрямой массаж сердца.
— У него появился пульс, — произнес он, держа его запястье в руках. — Очень слабый, но надежда есть.
Я посмотрела на Макса. Он был таким собранным, таким уверенным в том, что делает. Он только что вернул брата к жизни… а я бы не смогла… Приблизившись, опустилась рядом на пол. У меня не было сил совершенно ни на что. Я скользнула взглядом по дивану, и спину обдало кипятком, когда заметила на полу возле брата использованный шприц, жгут и ложку…
Я не могла понять, как такое могло произойти? Гоша никогда не принимал наркоту. Продавать — поверю. Он пытался заработать денег. Но чтобы употреблять это дерьмо… Как я могла упустить брата? Как могла не заметить его зависимости?
Я набрала номер Даши. Она не брала трубку. Тогда я написала ей сообщение о том, что Гоша в больнице. В ответ пришло:
«Мы расстались с ним. Пусть выздоравливает».
Меня накрыло злостью. Я едва не запустила в стену телефоном. Если бы эта сука оказалась рядом, я бы выдрала ей все патлы. Расстались, блядь. Пацан на грани жизни и смерти, а она даже приехать не может!
Прикрыла глаза, слезы текли по щекам. Если что-то случится с Гошей, не прощу себе. Я обещала отцу заботиться о нем. Брат — все, что у меня есть…
Кто-то опустился на рядом стоящее кресло. Мне даже смотреть не нужно было, я знала, это он.
— Я взял тебе кофе, — голос Макса был хриплым. Немудрено, что он вымотан. Ночное дежурство позади, а сейчас уже три часа дня.
— Спасибо, — приняла стакан из его рук.
Макс посмотрел на меня внимательно. В его глазах было столько волнения.
— Он стабилен. Но пока не пришел в себя, — произнес, нервно потирая руки. Макс замолчал на несколько секунд, а потом задал вопрос, который я ждала от него.
— Гоша давно на наркоте?
Глаза снова защипало от слез. Я покачала головой. Макс кивнул, притянув к себе за плечи. Его губы коснулись моего виска.
— Поедем домой, — прохрипел тихо. А я прикрыла глаза.
* * *
Он привез меня обратно в квартиру. Хотел к себе, но я запротестовала. Когда мы приехали, я едва не валилась с ног от бессилия. Хотела навести порядок, но Макс запретил мне что-либо делать. Не обращая внимания на протесты, напоил каким-то чаем и уложил в кровать.
Стоило мне прикрыть глаза, я уснула. И сон мой был до чертиков тревожным и неспокойным. Когда я открыла глаза, на улице уже было темно. Поднявшись с постели, побрела в комнату. Гостиная была чистой. Не было ни бардака, ни тех жутких находок, валявшихся возле дивана. Со стороны кухни раздавались какие-то звуки. Я отправилась на шум.
Макс был у плиты. Что-то жарил. На столе уже стоял салат. Заметив меня, он улыбнулся.
— Ты как?
Я устроилась за кухонным столом, бессильно опустив голову на руки.
— Ничего. Что с Гошей?
Макс выключил плиту и переложил готовые стейки на блюдо.
— Он пришел в себя, состояние улучшилось. Его перевели из интенсивной терапии. Завтра ты сможешь его навестить.
Мне снова захотелось плакать. Только теперь не от ужаса. От облегчения и чувства благодарности. Макс понял, о чем я думаю. Но, видимо, не хотел говорить об этом.
— Есть хочешь? — он пытался выглядеть улыбчивым и позитивным. Но его воспаленные глаза выдавали с головой. Есть мне совершенно не хотелось. Но Макс так старается. Сейчас он такой заботливый и домашний. Разве я могла отказать?
— Хочу, — кивнула, попытавшись улыбнуться.
— Иди в комнату. Я все принесу.
Я уселась в кресле. Спустя несколько минут в комнату вошел Макс с подносом в руках. Он пододвинул ко мне журнальный стол и второе кресло и поставил передо мной тарелку с отбивной и салатом. А еще сладкий чай. Сам включил телевизор и устроился рядом, принявшись за еду.
На удивление, я съела все, даже не заметив этого. Макс пялился в какой-то фильм, а я думала о том, насколько он догадливый. Я устроилась в кресле, хотя удобней было бы на диване перед телевизором. Макс ни слова не сказал, подсел рядом. Он понимал, что мне не по себе быть на том месте… Странно вообще, что я решила сюда приехать. Эта квартира… я ненавидела ее. Теперь ненавидела.
Закончив с ужином, Макс откинулся на спинку кресла. Он обнял меня за плечи и притянул к себе. Сжавшись в комочек, я уткнулась носом в его футболку и вдыхала родной запах полной грудью. А потом потекли слезы.
Он молчал. Лишь еще крепче прижимал к себе, позволяя выплеснуть всю боль.
— Брат — все, что у меня есть, — прошептала я, когда обрела способность говорить. Мак продолжал молчать.
— Все, что осталось у меня. Я для него в лепешку готова расшибиться… Зачем он сделал это? — подняла на него полные слез глаза. Он нахмурился.
— Иногда люди творят разное дерьмо…
Это точно. В последнее время у Гоши совершенно отказали тормоза. Все это чертова Дашка…
— Из-за брата… чтобы спасти его от долга, я пошла в тот клуб, где ты меня нашел… — Макс отстранился. Теперь он смотрела в мои глаза. Хотел видеть и понимать, что я не вру и не лукавлю. Он наконец-то готов был выслушать меня.
— Есть человек, которого я боюсь… Он всегда был подлым ублюдком. Лет с двенадцати смотрел на меня не так, как должен смотреть взрослый мужик на маленькую девочку… Так как он был папиной правой рукой, Холодный был вхож в наш дом. И я дико боялась оставаться с ним одна в комнате. Один раз я сказала об этом отцу. Только мои страхи, ничего больше. Паша и пальцем меня не тронул. Отец рассвирепел тогда сильно. Вызвал Пашу к себе. Я не знаю, о чем они говорили, но его вывезли в багажнике машины. Все думали, что он мертв… Но это оказалось не так.
Мне было больно вспоминать об этом. Сейчас я собиралась раскрыть перед Максом душу. Рассказать ему все, даже самое постыдное и страшное.
— Спустя месяц отца убили. Я знаю, это был кто-то из людей Холодного. Сразу же после его смерти Паша вернулся. Хитростью он поджал всю банду под себя. Забрал наши с Гошей деньги и все имущество, оставшееся после отца. Мы остались ни с чем. Сироты. Бомжи. Я хотела уйти, но он не дал, — грудь разрывает от нахлынувшего спазма. Мне приходится взять паузу, чтобы успокоиться и продолжить. Макс, не переставая, гладит мои плечи, и его поддержка мне очень помогает.
— Он изнасиловал меня, — после этих слова Макс застывает. Его пальцы становятся напряженными. Он молчит. И я продолжаю.
— В ночь после похорон отца. Этот ублюдок даже оплакать папу не дал. На следующий день он заявил, что теперь я его собственность, и если хочу, чтобы с братом все было хорошо, я должна жить по его правилам. И я жила. Если, конечно, это можно назвать жизнью, — всхлипнула, горько усмехнувшись.
