— Но королю всё равно полезно будет узнать всё из первых рук, — сказал он. — Не хотите поехать со мной?
— Я… — начал было Йон, но договорить не успел.
— Вон тама, — егерь указал вперёд, и Эльфгар, забыв о разговоре, повернул голову. В снегу отчётливо чернела мерзлая туша чудовищного зверя.
— Всем остановиться! — гаркнул Деоринг, соскакивая с коня и снимая с седла топор лесоруба. — Не приближаться!
— Рисковый парень, — пробормотал Эдмунд.
— Если конструкт и впрямь лишился магической силы, бояться нечего, — отозвался Йон. — Вряд ли у него хватит ума притвориться мёртвой. Для этого нужен человеческий разум.
Деоринг шагнул ближе. Затем ещё и ещё.
Ничего не произошло.
— Кажется, всё, — констатировал он, от души пнув тушу. — Закостенел уже.
Подавив внутренний страх, Эльфгар заставил себя спешиться и подойти ближе. Следом направились остальные.
— Ну и тварь, — потрясённо сказал кто-то из тэнов.
Слухи не врали: существо и впрямь напоминало огромного мёртвого пса. В холке, наверное, он мог бы достать Эльфгару до груди. Серый волчий мех говорил о том, откуда колдун взял материал для своего создания, и шериф облегчённо вздохнул. Ему не хотелось думать, что тварь могла быть сложена из человеческих тел.
Хоть в этом надо отдать некроманту должное.
Теперь, когда вся мистика рассеялась, страх перед конструктом исчез. На снегу лежал монстр, но монстр мёртвый во всех смыслах. Или кажущийся мёртвым: слухи о таких существах ходили самые нехорошие, и о нём стоило позаботиться.
— Деоринг, — сказал Эльфгар. — Отруби ему лапы. Только осторожно.
Старший сын не проронил ни слова, лишь снял с плеча топор и замахнулся. Хрустнула кость — и ничего не произошло.
— Руби дальше, — велел шериф. — Потом пришлём сюда людей, пусть сожгут это.
Деоринг замахнулся снова.
— Конструкт неопасен, — сказал Йон. — Видимо, в нём иссякли последние силы, вложенные колдуном. Этого следовало ожидать.
— Если так, то жаль, что этого не случилось раньше.
Видя, как работает Деоринг, к делу приступили ещё двое кэрлов. Топоры взлетали и падали, круша кости мёртвой твари, и Эльфгар поймал себя на том, что наслаждается этим зрелищем.
Когда же последний удар перерубил конструкту шею, он бросил егерю мешочек с серебром.
— Возьми это и возвращайся к себе.
— Слушаюсь, господин, — стражник сунул мешочек за пазуху. — А оно… точно не опасно?
— От него осталось только порубленное мясо. Будь оно хоть трижды заколдованным, сожрать тебя всё равно уже не сможет.
Эльфгар впервые за долгое время чувствовал облегчение. Некромант мёртв. Его наследие, отравлявшее жизнь все эти дни, уничтожено. Проклятая, чьё присутствие раздражало градоправителя, уезжает. Вся эта история началась с прибытием джумарской экспедиции, и теперь закончилась навсегда.
Он был почти счастлив. И больше всего хотел бы сейчас вернуться к себе, сесть у камина и расслабиться под звуки арфы. У него были тир, умеющие прекрасно играть на ней. А потом — баня, глоток «Оржевальской ягоды» и кусок жареного мяса.
— Кажется, молитвы не прошли зря, друг мой, — сказал он Эдмунду. — Этак я и впрямь поверю, что архонты благоволят нашему делу.
— Архонты благоволят всем верующим, но не каждому дано это увидеть и понять. Нет ничего хуже слепого фанатика, который считает, будто сам Семалион должен спуститься с небес и дать ему знак. Вы знаете притчу о глупом молельщике? Он попал на дикий пустынный берег и просил архонтов спасти его, а когда мимо проплывал корабль, отказался взойти на борт, потому что ждал чуда. Вот только корабль и был чудом.
— Ты просто кладезь мудростей. Что ж, сегодня мы отдыхаем! Мэтр, заглянете на ужин?
— Я бы с радостью, но госпожа Багровая страстно желает меня видеть, — вздохнул маг. — Полагаю, она тоже захочет узнать поподробнее о вашей находке.
— Надеюсь, уж теперь-то Проклятая уедет из моего города, — проворчал Эльфгар. — Уж на что я хорошо отношусь к Багровым, но их палачи не по нраву даже мне.
— Нам стоит думать о другой женщине, другой мой, — вполголоса сказал Эдмунд. — Проклятая не представляет угрозы.
Он был прав, и Эльфгар трижды предпочёл бы видеть во врагах Ситиллу, чем ведьму.
А ведь Альма живёт здесь двадцать шесть лет, подумал он. С самого рождения. Уже три года как она — глава ковена, а он так и не удосужился узнать о ней побольше. Думал, это ни к чему.
Может, не пришлось бы и менять веру, знай он раньше. Но отступать было уже поздно.
— Поехали, — велел Эльфгар. — Завтра нам предстоит долгий путь. А вы подумайте над моим предложением, мэтр. Если согласны, завтра утром будьте у Длинного дома.
На Фьёрмгард спускалась ранняя зимняя ночь.
Глава 11
Альма открыла глаза, проснувшись в один миг. Такое бывало прежде — это значило, что кто-то вторгся в её владения, и проснулись стражи.
Кто-то шёл, ничуть не скрываясь, шёл прямо по тропе, где ночью не хотел бы оказаться ни один житель Фьёрмгарда. Она обратилась к ворону, но тот не ответил. Верная птица лежала где-то на снегу и не могла пошевелиться — вот и всё, что смогла понять норна.
Она спустила ноги с кровати, поёжилась от нахлынувшего холода. Очаг давно остыл, и только разлитое в воздухе колдовство сохраняло в доме хоть какое-то тепло. Но и оно сейчас уйдёт, когда люди Эльфгара попробуют напасть.
Что они сделают? Подожгут дом? Выбьют дверь и ринутся внутрь с пистолетами и шпагами? Забросают окна дымовыми бомбами?
На всё это у Альмы был ответ. Она могла бы просто лечь спать дальше — стражи дома сделают всё сами, но какое-то шестое чувство не давало этого сделать. Интуиция подсказывала, что Эльфгар не сунулся бы в её логово с кучкой мушкетёров, особенно если Йон сдержал слово и рассказал ему о защите.
Что-то здесь было не так.
Она не стала одеваться. Потратила ещё один камень ожерелья силы на то, чтобы вернуть озябшему телу живость и тепло, и этого было достаточно. Потом камни восстановятся, питаясь излишками её магии, но оставшихся и без того хватило бы, чтобы размазать по снегу целую банду ландскнехтов.
Незваный гость остановился — там же, где до того стоял Йон, в нескольких шагах от порога. Он один, вдруг поняла Альма. Больше вокруг не было никого, не то стражи уже напали бы. Но сейчас они только наблюдают, да и то не все. А это значит, что ночной визитёр приглашает выйти её саму.
Тогда Альма открыла дверь и шагнула в ночь — как была, обнажённой, босыми ногами в снег. Холод резанул по ступням даже сквозь защиту, но колдунья уже забыла о нём — она узнала того, кто стоял на тропе.
