Вернувшись в кабинет, она позвонила в Брайтон, где Даниэль находился со своими вновь обретенными родственниками. Ребекка рассказала в двух словах, как обстоят дела, Жерару Монтеню; его реакция была на удивление спокойной. После короткого разговора с Даниэлем, который отнюдь не скучал, развлекаясь со своими двоюродными братьями, и как раз собирался на пикник, она положила трубку и поспешила наверх.
Бенедикт спал неспокойно. Ребекка смотрела на него некоторое время, затем достала из ящика комода чистое белье, а из гардероба — простое хлопчатобумажное синее платье и направилась в душевую. Она не стала там задерживаться и через пять минут была снова у постели Бенедикта, где и оставалась долгие часы жаркого летнего дня. В два часа ей удалось еще раз дать ему лекарство, а потом с большим трудом она обмыла его пылающее тело, а также сменила постельное белье.
Бенедикт испытывал попеременно то сильный жар, то озноб. В его неразборчивом бормотании часто упоминалось ее имя. Она прижимала к груди его руки, желая ему скорейшего выздоровления; то она чувствовала себя безмерно счастливой оттого, что снова обрела любовь, то вдруг впадала в отчаяние, думая о будущем.
Потом она заставила себя спуститься в кухню и кое-что съесть из холодной закуски и выпить чашку кофе. Наполнив кувшин апельсиновым соком для больного, она вернулась к нему.
Солнце садилось, словно пылающий шар из красного золота, наполняя комнату розовым светом. Бенедикт сидел на кровати с всклокоченными волосами и диким взглядом золотистых глаз.
— Где ты была? — спросил он грубо. Свет вечернего солнца озарял его изнуренное болезнью лицо. — Я думал, что ты меня бросила.
— О, Бенедикт! — воскликнула она, подбегая к нему. Она поставила кувшин на тумбочку и схватила его руку. — Мне и в голову не приходило, что можно оставить тебя одного. Я просто ходила попить. — Она села на край кровати, держа его за руку. — Как ты себя чувствуешь? Я так беспокоилась. — Другой рукой она погладила его небритый подбородок.
— Ребекка… О Боже! Я думал…
На мгновение у нее защемило сердце от той неприкрытой беззащитности, какую она увидела в его глазах, и, не дав ему договорить, она зачастила:
— Молчи, побереги свои силы, кстати, как раз время принимать лекарство. Тебе надо побольше пить. А теперь отдохни, — проговорила она тихим голосом.
Губы Бенедикта скривило нечто подобное улыбке:
— Моя собственная Флоренс Найтингейл. Отвернувшись от него, Ребекка налила сок в кружку. Она его любит, но теперь, когда он пришел в сознание, незачем ему это показывать… Напустив на себя бесстрастность, она протянула ему стакан.
— Выпей соку, а вот твоя таблетка. — Она держала таблетку в другой руке, но, к ее огорчению, Бенедикт был не в силах взять стакан; руки его тряслись, и Ребекка помогла ему поднести стакан к сухим, потрескавшимся губам.
Его голова снова упала на подушку.
— Спасибо… — Он глубоко вздохнул и под ее взглядом погрузился в беспокойный сон.
Ребекка вздрогнула и подняла голову. Она лежала, неловко притулившись на краю постели; шумное дыхание Бенедикта было единственным, что нарушало тишину темной комнаты. Она осторожно протянула руку и зажгла ночник. Был час ночи, и ей стало холодно. Она посмотрела с любовью на больного, лежащего в постели. Видимо, кризис прошел, черты его лица обрели обычное выражение, и казалось, он просто крепко спит. Она поежилась — ее летнее платье не защищало от ночной прохлады.
Бенедикт повернулся, бормоча что-то во сне. Рядом с ним освободилась узкая полоска кровати. Она может осторожно лечь к нему под бок и накрыться одеялом, не потревожив его. Она сбросила платье и туфли, скользнула под одеяло и закрыла глаза. Надо немного передохнуть. Бенедикту явно стало лучше, у него уже нет такого жара, а она очень устала…
Ребекка уютно устроилась, прислонившись щекой к его спине. Ей казалось, что она плывет между сном и бодрствованием. Вдруг она почувствовала прикосновение к своим губам. Бенедикт! Она открыла глаза и попыталась сесть.
Посмеиваясь, он придержал ее возле себя с силой, невероятной для тяжелобольного.
— Добрый день, Ребекка.
— День? — Хороша же из нее сиделка!
— Половина второго. Пятница. — Он опирался на локоть и смотрел на нее ясными глазами, и лишь изможденное лицо и небритый подбородок свидетельствовали о болезни. — Я вернулся к жизни благодаря тебе.
— Лекарство! — в панике вспомнила она.
— С лекарством я могу подождать, но с тобой ждать не могу, — проговорил он, обнимая ее за талию.
— Но врач сказал…
— Я знаю, что он сказал.
— Откуда? Ты был без сознания, когда он приходил. — Она с удивлением уставилась на него. Какая-то бессмыслица, может быть, у него еще жар…
— Неужели? — сказал он сухо. — Мужчина наиболее уязвим, когда болен. Правда, у меня был жар, но я слышал все, что говорилось. А не открывал глаза потому, что не смог бы перенести, если б ты отказалась за мной ухаживать. Я помню, я просил тебя не уходить…
— Ты бредил и не можешь помнить, что говорил. — Его слова ошеломили Ребекку, она не могла поверить своим ушам — он признается ей в своем притворстве.
— Твое благородство смущает меня, Ребекка. — Глаза его потемнели, словно от боли.
— Бенедикт… — Она положила руку ему на грудь, как бы желая его успокоить, и внезапно его живое тепло напомнило ей об их близости. — Я лучше…
— Нет, разреши мне сказать. — Он взял ее за подбородок так, что она волей-неволей глядела ему в лицо. — Я проснулся два часа назад и обнаружил, что ты меня обнимаешь. Ты пристроилась к моей спине, как котенок. Мне даже почудилось, что я умер и нахожусь на небесах.
Она почувствовала, что краснеет под его взглядом. А вдруг он ее любит? Нет, этого не может быть, ответила она сама себе.
— Но ты жив, — заметила она нарочито прозаическим тоном.
Бенедикт не обратил внимания на ее реплику и продолжал:
— Потом вернулось чувство реальности. Мне казалось, что я лежу уже целую вечность, смотрю, как ты спишь, и думаю: что же я тебе скажу?
— Не надо объяснять… — Мысль о том, что он смотрел на нее, когда она спала, беспокоила ее.
— Ребекка, а вдруг я никогда больше не осмелюсь? — Он улыбнулся сухими губами. — Или опять ослабею, так что уж лучше послушай теперь. Я люблю тебя. Я всегда тебя любил и всегда буду…
Глава 9
Ребекка не могла и предположить, что услышит такие слова. Она онемела, сердце у нее бешено заколотилось. В затянувшемся молчании повисло напряжение, которое она не смела разрядить. Можно ли этому… Но как бы она желала, чтобы это было правдой! И где-то в глубине души впервые засветились огоньки надежды.
— Ребекка! — Бенедикт смотрел на нее умоляющим взглядом, какого она не видела прежде. — Я не прошу тебя любить. Я этого не заслужил, я знаю, но… я думал… — Для такого гордеца он казался сейчас странно неуверенным в себе. — Я помню, я говорил, что отправлю тебя с Даниэлем в деревню, но… Может быть, мы решили бы этот вопрос по-другому… Прошлой ночью я был жестоким, но клянусь, этого никогда больше не случится. Мы могли бы стать хорошей супружеской парой. — Он замолчал, и — вот уж совсем невероятно! — лицо его вспыхнуло. Потом суровая решимость вдруг золотистым огнем озарила его глаза. — Мне так показалось потому, что ты ухаживала за мной, сменила белье, умыла меня… Ни за что не поверю, чтобы ты все это делала, если меня ненавидишь…
