Как под лопатками зудит!Смотрю на спящую сестру, и слёзытекут из глаз.
53
Либа
Просыпаюсь оттого, что дверь с грохотом распахнулась.
– Кто там?
– Ты здесь! – слышится голос Довида.
– Довид! Но… Уже утро? Как прошло дежурство?
Глаза у него красные, а губы, напротив, кажутся бледными и обветренными. Он облизывает их и слегка покашливает.
– Вижу, ты нашла сестру?
– Вроде того. Когда я вернулась, она была дома.
– Мама сказала, ты к нам заходила. Говорит, уложила тебя в мою кровать и задремала. А когда проснулась, ты уже ушла. Мы решили… – Его голос срывается. – Либа, я испугался, что ты тоже пропала. – Глаза Довида подозрительно блестят. – Ты всех нас напугала. Особенно меня.
– Прости…
– Я боялся, с тобой приключилось что-то нехорошее. – Он утирает рукавом слёзы.
Моё сердце сжимается.
– Я не хотела… не подумала… – мотаю головой.
Он вновь облизывает губы, кивает и отворачивается. Я так беспокоилась о Лайе и о себе, что совершенно забыла о чувствах других людей, которые за меня волновались.
– Входи, присаживайся, – бормочу.
– Я сделаю чаю, – добавляет уже вставшая Лайя.
Кудрявые волосы Довида растрепались от ветра. Как хочется провести рукой по тугому каштановому руну…
– В чём дело? – спрашивает он.
– Ни в чём. Просто… загляделась на тебя. Извини. Похоже, совсем разум потеряла. Такая странная была ночь.
– Это точно.
Втягиваю голову в плечи. Госпожа Майзельс, должно быть, с ума сходит от беспокойства.
– Вы кого-нибудь нашли? – спрашиваю.
– Никого. Хотя мне всё время чудилось, будто за мной следят. Да и не только мне. Знаешь, такое покалывание в затылке, как от чужих глаз, особенно когда проходишь под тем старым дубом. Мама сказала, ты видела чужих?
– Каких таких «чужих»? – Лайя застывает на месте.
– Они сказали, что ищут тятю, – объясняю ей. – Один из них – тот самый Рувим, купивший у нас мёд.
Мы с Лайей переглядываемся.
– Напомни, пожалуйста, как их зовут? – спрашивает Довид.
– Рувим и Альтер.
– А фамилии?
– Неизвестно.
Тем временем Лайя приносит чайник и чашки.
– Будешь чай, Довид?
Он кивает и даже пытается пошутить:
– Буду. Иначе придётся доложить маме, что меня даже чаем с дороги не напоили. – Он улыбается, но одними губами, глаза остаются серьёзными. – Плохо вы знаете мою маму. Она способна заявиться к вам и устроить разнос, почему её сы́ночку не угостили чайком после того, как он ради вас полночи пробродил в лесу.
– Не наговаривай на госпожу Майзельс. – Я невольно смеюсь.
– И вовсе я не наговариваю, моя матушка, она такая.
– Да, не следовало мне вчера самовольно уходить. Ума не приложу, что на меня нашло.
Если я действительно небезразлична Довиду, что будет, когда он узнает, кто я на самом деле? Когда я объясню ему, что у нас нет и не может быть будущего? Складываю руки на коленях и опускаю глаза:
– Твоя мама была ко мне очень добра.
– Это она постаралась показать себя с хорошей стороны. – Довид подмигивает, отпивает глоток чая.
– И у тебя очень удобная кровать.
– Довид, а где бы ты сам спал, если бы вернулся домой? – Лайя приподнимает бровь.
– Да хоть с Бенькой, – пожимает он плечами. – Это мой младший брат.
Его слова повисают в воздухе.
– Тебе налить? – звонко спрашивает у меня Лайя.
– Будь добра, – отвечаю я и нервно хихикаю.
– Может, пойти прогуляться немного? – раздумчиво произносит сестра.
– Нет! – дуэтом вскрикиваем мы с Довидом.
– На улице мороз, – говорю я.
– Ну, мне пора, – говорит он.
– Ты же только пришёл. – Я хватаю его за руку.
Лайя таращится на мою ладонь. Довид таращится на мою ладонь. Поспешно складываю руки на коленях.
– Почему бы тогда вам вдвоём не прогуляться? А я пока помою посуду и приберусь? – предлагает Лайя. – Проводи Довида, Либа.
– Разве что до калитки, – отвечаю я. – Лайя, если что – мы тут, рядом.
Ни за что больше её одну не оставлю.
– Хорошо, – соглашается Довид.
Едва выйдя за дверь, мы берёмся за руки. Довид подносит мою ладонь к губам и целует.
– Ты как? – Он прижимает меня к груди.
– Ничего. – Набираю в грудь воздуха. – Иди за мной. Мы только за хату зайдём, дальше я не могу.
Мне нужно срочно увидеть реку. Меня словно тянет туда. Когда я увижу Днестр, всё встанет на свои места. Река – это вена, по которой течёт кровь леса. Журчание воды приведёт меня в чувство.