На кровлях лепестки цветов.
И. Бунин. «Пустыня в тусклом, жарком свете…» …И вот однажды лопата Андрея провалилась в пустоту, и, отбросив ее, Андрей принялся руками выламывать и расширять края этой пустоты.
Мы столпились у дыры, пытаясь заглянуть в ее темное нутро. Несомненно, это было создано руками человека. Нам была видна кирпичная кладка небольшой, но глубокой подземной камеры, а в самой камере длинный каменный ящик, похожий на саркофаг, вокруг него серые кости некрупного животного, круглые пузатые баклаги, похоже, из белой и красной глины, бронзовые блюда. Все щедро присыпано мелким белесым песком.
– Есть! Нашли! – Голос Андрея дрожал, он закрыл лицо страшными изувеченными руками и заплакал…
Святик, выздоровевший чудесным образом, недолго думая, протиснулся в дыру, спустив туда веревку. За ним полез Андрей.
Мы с Володей остались наверху. Мы видели, как Святик кинулся к каменному саркофагу и попытался сдвинуть крышку. Безрезультатно. Потом они пытались сдвинуть ее вдвоем. Андрей поднял голову и махнул Володе. Тот спустился к ним. Они налегли на крышку втроем. Я видела их торчащие лопатки и напряженные рельефные спины.
Я услышала скрежет и увидела, как поддалась тяжелая каменная плита. Они застыли, разглядывая что-то внутри саркофага. Мумифицированное тело человека…
Я тоже соскользнула вниз по веревке. Заглянула в саркофаг. Это была женщина! Мумия, удивительно хорошо сохранившаяся. Она лежала там… совсем юная, возможно, ребенок. Девочка. Запеленатая в серую грубую ткань, как в кокон, с темным пергаментным ликом и длинными черными волосами…
«Нетипичное захоронение, – сказал Андрей. – В те времена здесь хоронили иначе. Просто в ямах, и клали утварь». «Может, она принцесса, – сказала я. – Из Египта или Междуречья».
Андрей усмехнулся…
Ее везли к жениху, китайскому принцу, а она заболела в дороге и умерла…
На полу кроме кувшинов были сложены полукругом с десяток плоских красноватых керамических фигурок. Это были изображения женщин с треугольной головой, торчащим клювообразным носом и глубокими прорезями глаз по бокам головы, широкими бедрами и большой грудью. Их было девять – магическое число, и лежали они треугольником: вверху пять, ниже – три, и последняя, завершающая угол, внизу.
«Матриархат, – сказал Андрей, поднося к лицу одну из фигурок. – Символ плодородия. До пяти тысяч лет. Поздняя бронза. Типичная оазисная цивилизация… торговый город Маргуш! Здесь, на этом месте. Соперник Междуречья, о котором еще не знают археологи. Мы нашли его». Андрей закрыл глаза, лицо его стало серым, он сполз по стене на пол. Сидел там, запрокинув голову. Я испытала мгновенный ужас – мне показалось, он умирает. Но он был жив – открыл глаза и посмотрел на меня, а на лице расплывалась блаженная улыбка. Я резко втянула горячий густой воздух гробницы…
«Она совсем ребенок, – сказала я, – и не знала мужчины… Вокруг нее были только женщины. Потому фигурки женщин. И вообще, мне кажется, это не город – тут ничего больше нет. Она умерла в пути».
Андрей меня не услышал. На лице его был написан совершеннейший восторг. Он был счастлив.
…Я подобрала с пола несколько резных плоских серовато-зеленых пластинок, протянула ему. «Нефрит, – сказал он. – Орел и змея, миф об Этане, первом земном царе-мужчине. Конец эпохи матриархата. Возможно, она последняя жрица… Девственница, держательница знака…»
…Мы выбрались наверх. Святик все потирал руки, лицо его выражало жадную радость, он что-то бормотал и, казалось, сошел с ума.
Володя был бесстрастен… как всегда, впрочем. Андрей же был деловит и собран, попросил зарисовать камеру, саркофаг, кости… все захоронение. Сейчас же, не дожидаясь следующего дня.
Я просила оставить все как есть до завтра, но он был неумолим, словно чувствовал, что нужно спешить. Я повиновалась, испытывая тоску и печаль. Находка совершенно меня не обрадовала.
Володя осторожно спустил меня вниз, Андрей передал альбом и карандаши. Они отошли от края пролома, давая мне свет. Я подняла голову, мне показалось, что столб света, в котором было нас двое, эта маленькая женщина и я, стал ярче.
Вверху зияли рваные края пролома. Я раскрыла альбом. Всмотрелась в ее лицо. Между нами были тысячи лет. Волею судьбы мы встретились, совпали в пространстве и времени. Судьбы… ее или моей?
Глубокие глазницы, впалые щеки, яркие белые зубы меж сухих черных губ… В ушах украшения из потемневшего металла…
Похоже, бронза, с зеленоватыми непрозрачными камешками… Бирюза! Еще с темно-красными… Я все смотрела, не могла отвесть глаз. Мне вдруг показалось, что и она смотрит на меня. Я готова была поклясться! И улыбка! Она улыбалась. Холодок пробежал у меня по спине…
…Я сидела с альбомом на коленях, не в силах пошевелиться. Андрей спустился ко мне с факелом. Неровные блики заплясали по каменной кладке. Он сказал: «Сделай пару набросков на скорую руку, по горячим следам, завтра закончишь». – «Она совсем девочка, – пробормотала я. – Кто она такая? Девушка из города, или прибыла с караваном, заболела и умерла? Дочь вельможи или принцесса? Или правда жрица? Это Маргуш? Может, ее зовут Маргуш? Маргуш из города Маргуш. Ты думаешь, мы нашли его? Или это просто захоронение… Она умерла в пути, и они задержались, чтобы похоронить ее. Положили рядом ее собаку. А потом ушли, а она осталась…» Я почувствовала, что еще миг, и я разрыдаюсь: «Не нужно ее трогать! Не нужно осквернять могилу… пожалуйста!»
«Завтра, – сказал Андрей. Он не слышал меня. – Мы рассмотрим ее завтра. Пока всего лишь несколько набросков…»
Андрей держал факел, я переносила на бумагу лицо девочки… темное, тонкое, такое живое в бликах огня… черные волосы, улыбку… Улыбку? Я присмотрелась, мороз снова побежал у меня по спине… Мне показалось, она чувствует, и понимает, и сердится, потому что разбудили… «Андрей, она слышит нас», – сказала я. Он поднес факел к моему лицу, рассматривал долгую минуту. Потом спросил: «Ляля, что с тобой? Тебе плохо?» Он ничего не чувствовал и не понимал. «Держи факел», – ответила я, тщательно вырисовывая украшения – серьги с бирюзой и темно-красными камнями. По-моему, я плакала…
