— Я блондинка.
— На упаковке было написано: «Совершенный цвет платины».
Я позволила рукам упасть. Груди, голос, лицо, волосы… мне не нужно зеркало, чтобы соединить все это. Незваные слезы заполнили глаза. Я очень редко плачу, поэтому я решила, что это пришло в этом призовом пакете. Боже, они подменили мое тело и мои гормоны.
— Вы превратили меня в… бабу!:
— Тш-ш. — Майках потрепал меня по плечу, стараясь успокоить. — Это превосходная маскировка.
«Превосходная маскировка для женщины, которая хочет, чтобы ее груди входили в комнату раньше нее самой, — подумала я истерически. — Для женщины, которая хочет, чтобы за нее говорила ее внешность. Для той, которая не воспринимает себя серьезно!»
— Мы все пользуемся маскировкой, — добавил Уоррен.
— Что? — рявкнула я на него. — И ничего лучше Йоды[28]вы не придумали?
— Вижу, ты ничего не сделал с ее темпераментом, — сказал Уоррен.
— Кое-что даже я не могу изменить.
Я свирепо уставилась на них, потом произнесла с паузами тем тихим голосом, который говорил им, что я настроена серьезно:
— Дайте. Мне. Зеркало.
— Хорошо, но предупреждаю тебя, ты можешь испытать шок.
— Более сильный, чем удар по голове стальной дубинкой? — резко спросила я. — Или сильнее, чем от известия, что официально я мертва?
Сильнее, чем видеть, как умирает твоя сестра! Этого я не сказала. Уоррен поменял наклон моей кровати, а я протянула руку за зеркалом. Когда меня усадили, он дал мне его, и, видя их взгляды на моем лице, почти голодные взгляды, я испытала новый приступ тревоги. Глубоко вдохнув, я подняла зеркало и посмотрела в него.
Я почувствовала, как отвисает челюсть, увидела это в зеркале, но промолчала. Перевернула зеркало, нет ли у него ложного второго покрытия, дважды постучала им по кровати и снова посмотрела. Потом встретилась с тревожным взглядом Майкаха.
— Это… это Оливия.
Лицо его расслабилось с облегченной улыбкой.
— Ты Оливия, — поправил Уоррен, тоже широко улыбаясь.
Никакого сомнения.
На этот раз я потеряла сознание сама, без внешнего воздействия.
Придя в себя в следующий раз, я обнаружила, что нахожусь в одиночестве. В палате было темно, и я хотела позвать сестру, но потом раздумала. Вместо этого потянулась к груде газет и вскрикнула, коснувшись первой. Кончики пальцев одновременно были чувствительны и онемели. Я проверила структуру пальцев на газетной странице, на ее сгибах, но предыдущий опыт уже дал мне ответ. Казалось, что я держу листок в хрустальных перчатках. Повернув ладонь, я убедилась, что мои отпечатки пальцев исчезли.
Я постучала друг о друга подушечками большого и указательного пальцев, ожидая услышать легкий звон, как скрежет ногтей о стекло, но никакого звука не было. Я почувствовала щелчок — но не различила, — словно кости непосредственно соприкоснулись друг с другом. Странное, слегка тошнотворное ощущение; впрочем, наверно, со временем оно станет слабее. А пока я решительно взялась за газеты и начала читать.
Статьи были сложены в хронологическом порядке, самые последние внизу, и содержание их становилось все более сюрреалистическим, В статьях в мучительных подробностях, не всегда лестных и верных, рассказывалось обо мне, о моей жизни и трагической гибели.
Суть такова: Джоанна Арчер погибла в ходе неудачного нападения грабителя на квартиру сестры на девятом этаже. Я героически сражалась, но в конце концов выпала из окна вместе с грабителем, неким Батчем Льюисом из Хьюстона, Техас. Однако тем самым я спасла жизнь своей сестре.
Иронично, не правда ли? Я посмертно провозглашена героиней, хотя на самом деле никого спасти не сумела. Кажется, включая себя самое. Я вздохнула и продолжила чтение.
Сообщалось, что Оливия Арчер в критическом состоянии была помещена в частную больницу, куда не допускают даже ближайших друзей и родственников, включая игорного магната Ксавье Арчера. Анонимный источник — я догадывалась, что это за источник, — сообщал, что состояние Оливии стабильно, но она находится в коме.
Я снова пробежала страницы и подумала: «Вот оно. Целая жизнь в черном и белом. Подытоженная в течение недели и к концу этой недели ставшая уже устаревшей новостью».
Взяв лежавшее рядом зеркало, я снова взглянула на лицо, такое знакомое и в то же время совершенно мне неизвестное.
— Как? — спросила я. Спросила голосом Оливии, но с таким оттенком усталости, какого у Оливии никогда не могло быть. Как мне ежедневно смотреть на него? Все равно что общаться с прекрасным обвиняющим призраком сестры и чувствовать вину за то, что не смогла ее спасти. Но не этого я боялась и понимала это. Все, глядя на Оливию, видели мягкость, красоту и женственность. Только я видела слабость и уязвимость. Она была потенциальная жертва.
Превратив меня в мою сестру, Майках и Уоррен, сами того не ведая, совершили то, чего я больше всего боялась.
— Я наблюдаю за движениями на мониторе.
Я вздрогнула, виновато выронила зеркало и подняла голову. На пороге стоял Майках. Он ждал приглашения. Я кивнула, и он вошел, настороженно косясь на меня, как на львицу в клетке.
— Хочешь пить? — Он налил воды из пластикового кувшина и протянул мне бумажный стаканчик. Потом сложил руки на своей массивной груди и стал ждать. Вода была свежей и холодной, вкус ее не изменился, и я сразу все выпила.
— Спасибо.
Он улыбнулся, успокоенный, поставил стаканчик на стол и присел на край кровати. Для такого большого мужчины питался он с поразительной легкостью.
— Как ты себя чувствуешь?
Я задумалась. Никаких постоперационных болей. Для мертвого человека я чувствовала себя удивительно хорошо. Мин для человека в коме. Тем более для того, у кого вместо подушечек пальцев мрамор.
— Неплохо, учитывая обстоятельства.
— Так и должно быть. Ты излечиваешься быстро и без последствий. И я был очень осторожен.
Я поняла, что так он пытается извиниться.
— Спасибо.
Легкая улыбка исчезла, сменившись наморщенным лбом и полными тревоги глазами.
— Мне казалось, перемены тебе понравятся. Не перестаю думать о том, как подействует на тебя жизнь в теле сестры.
— Не обижайся, Майках, но для меня все это совершенно новое. Метаморфоза, люди, пытающиеся меня убить, не говоря уже об этом новом остром нюхе. — Вздох мой глухо отразился от стен палаты. — Я двадцать пять лет привыкала к своему лицу, а теперь… я ничего о себе не знаю.
Не знаю, кто я теперь. Джоанна Арчер? Оливия Арчер? Супергероиня двадцать первого века. Бога ради?!
