Зренн засмеялся своим тихим неискренним смехом.
— Достаточное доказательство, — сказал он и снова засмеялся.
— Откуда старик знает его? — спросил Кортис. По его тону ничего нельзя было понять.
— Он ручное животное принца Эррана. Принц говорит, что старик был в пехоте, которая наступала в Багряной Долине при Вазкоре. Он получил ранение, которое вернуло его домой до начала наступления.
— Спроси его, правда ли это.
— Мой повелитель, — Зренн подошел к старику и отпихнул его от меня носком ботинка, как будто убрал мусор. — Ты слышал Джавховора? Говори, ты сражался при Вазкоре?
Посланец, пошатываясь, выпрямился. Он промямлил утвердительный ответ. Глаза его умоляли меня не испытывать на нем мой гнев. Бронзовой стражник протопал через узкую дверь по какому-то новому знаку Зренна и утащил серого посланца.
Несмотря на все проблески памяти моего отца, это потрясло меня. Может быть, его дух укорял меня за страх и неспособность, ибо какая бы ни была во мне сила, казалось, я исчерпал ее.
— Где место встречи и когда? — спросил Кортис.
— Храм — шутка принца Немарля, берусь предположить. Полдень.
— Сколько мечей с их стороны?
— Немарль говорит, пять командиров, сотня бронзовых. Я думаю, Эрран приведет больше.
— Проследи, чтобы наши силы были равными, предпочтительнее, чтобы превосходили.
— Мой повелитель, — Зренн направился к двери, помедлил и сказал:
— Джавховор, моя родственница просит разрешения сопровождать тебя.
— Демиздор останется здесь, — ответил Кортис.
— Это огорчит ее, мой повелитель. Она жаждет увидеть, как будет корчиться дикарь.
— Нет, Зренн, — сказал Кортис, — этого жаждешь ты. Демиздор жаждет других вещей. На такую встречу я женщин не допущу. Месть — тонкая штука, из которой делается примирение. Скажи ей, что она должна оставаться в своих апартаментах. — Он повернулся, чтобы выйти вслед за Зренном, учтиво кивнув мне. — Потерпи тьму еще немного, сын Вазкора. Скоро у тебя будет изобилие света.
Свет был, яркий спокойный день накануне молодой зимы, небо — как кованая платина. По улицам летели редкие листья из заросших садов, как обугленные красные бумажки у подножия зловещей мертвенности Эшкорека.
В Храме — тоже свет. Замок богини, переданный, как мне сказали, Уастис (мамаше моей) в дни ее власти, с тех пор опустевший, опустошенный, с провалившейся крышей, проломленными стенами — колоссальный, отдающий эхом форум, уцелевший только в восточной части. Шутка Немарля. Да, конечно. Вынести мне приговор под тенью той, которая была женой моего отца.
Ибо статуя великой богини все еще стояла. Гигантша из желтого камня, потемневшая от старых пожаров, в юбке из бронзы и золота и ожерельях из изумруда и нефрита, с рубиновыми сосками. Она стояла слишком высоко, чтобы ее можно было разграбить. Пока добились бы отважные смельчаки, чтобы взобраться на этот крутой откос и вырвать драгоценности. Она казалась высокой, как небо. Она казалась бы еще выше, если бы сохранилась голова. Но тот же выстрел, что снес потолок, оторвал и голову эшкирской Уастис. В те дни они еще заботились о религии и подмели осколки, как яичную скорлупу, но на мозаичном полуострись трещины в тех местах, куда вылетели ее мраморные мозги.
Таковы были обещанный Кортисом свет и шутка Немарля.
Была еще одна шутка, Зренна.
Они пришли в мою камеру, расковали и вывели наверх. В маленькой заплесневелой ванной комнате они сняли с меня одежду крарла и предложили мне ванну, превосходную, как для принца. Я не доверял парикмахеру с бритвой, но он только аккуратно побрил меня и не стал перерезать мне горло, как я наполовину вообразил себе его намерения. После этого я был одет в брюки и камзол из черного бархата королевского качества и даже кожаные сапоги с золотыми пряжками. Бронзоволицые, усмехаясь глазами за защитными стеклами, принесли мне золотую цепь, браслет из нефрита толщиной в два пальца и черное кольцо.
Я отлично знал, что они задумали; я не мог этого не понять. Они одевали меня так, как одевался Вазкор, вероятно, в те самые одежды, которые покрывали его тело, хотя в этом я сомневался. Из их разговоров и шепота я уже заключил, что тело его не было найдено под рухнувшей Башней. Только некоторые из его солдат, которые необдуманно сдались осаждавшим, оставили в наследство шести городам свои черные одежды и серебряные маски, при помощи которых они пугали население племен.
Если для Зренна это было шуткой, то для меня — нет. Свободный от цепей и одетый, как принц, я почувствовал, что мое мужество возвращается ко мне, я чувствовал себя настолько сильным, что мог подмигнуть страху, который владел мной раньше. Если они намеревались убить меня, они это сделают. Но ни к чему приятно щекотать их своей трусостью.
Во дворе перед дворцом Кортиса стоял черный мерин в пурпурно-золотой сбруе. Когда я вскочил на него, Джавховор со своими воинами спустился по ступеням. Зренн подбежал ко мне, сдернул маску и церемонно поклонился.
— Приветствую тебя, Вазкор, Владыка Белой Пустыни, Избранник Богини! Он был похож на мальчика, отправляющегося на свою первую охоту, так он радовался в надежде на горе и муки, которые мне предстояли.
Когда он, улыбаясь, поднял на меня глаза, я был готов и плюнул ему в лицо.
Это ему не понравилось. Его улыбка искривилась, одной рукой он вытер свою гладкую щеку, а вторая рука искала меч. Он подошел слишком близко. Мне не составило труда слегка толкнуть его в грудь моим новым сапогом и опрокинуть его. Он распластался на земле. Никто не побежал ему на помощь, но раздался скрежет металла, вынимаемого из ножен.
Тогда Кортис сказал, как мужчина, успокаивающий ссорящихся детей:
— Нет, господа. Оставьте его. Зренн, если ты сделал из него Вазкора, тогда ты должен чтить его, как Вазкора. Если ты изрежешь его на куски сейчас, как ты утешишь моих друзей принцев?
Зренн поднялся на ноги. Он показал мне свои белые ненавидящие зубы, надел хорошенькую маску-лису и позвал своего коня.
Я увидел, что многие серебряные сохранили для этой драмы одежду гвардии Вазкора: черные костюмы и маски-черепа. По обеим сторонам от меня встало по такому воину, их мечи лежали поперек излучины седла острием ко мне. Другие подъехали сзади. Ослепительный холодный солнечный свет не пощадил нищенского убранства, это было все, что осталось от древнего великолепия. Узда на моей упряжи была наполовину изъедена.
Кортис развернул своего серого кругом и выступил впереди нас, вслед за ним двигались пять его командиров и бронзовая рать. Моя часть процессии затрусила за ними. Я оглянулся. За мной скакало тридцать, пародия на воинов Вазкора. Никакой возможности прорваться и никакого оружия в поясе.
Пешие бегуны бежали наравне с лошадьми. Все были похожи один на другого, страшные, с кожей цвета грязи и синими выбритыми макушками, без масок. Я вспомнил, что видел их братьев в крепости на скале: городские рабы, рожденные в рабстве, рабы насквозь, душа из них вытравлена.
