– Похоже, времени у меня в обрез, – сообщил он. – Слушайте же…
* * *
Когда ван Агтерен возвратился обратно, Схюлер так и не появился. Теперь и Эйлин прониклась беспокойством, не стряслось ли чего с отцом, и один из слуг был послан в ратушу за распоряжением отрядить на поиски пропавшего милицию[32].
Ван Агтерен постоял на крыльце, после чего вошел в дом и направился в кабинет ученого, где и застал Эйлин. Девушка сидела за письменным столом, на котором лежал тот самый – уже открытый – увесистый фолиант.
– Как ты умудрилась отпереть книгу? – с изумлением спросил он.
– Что значит «отпереть»? – не поняла Эйлен. – Когда я сюда вошла, она в таком виде и лежала. А я лишь хотела проверить, не оставил ли отец какой-нибудь записки или хотя бы просто намека на то, куда он мог запропаститься. Кстати, в книге открывается только одна страница. Остальные запечатаны.
Ван Агтерен склонился над столом. Страницы фолианта были пергаментными, при этом использовалась лишь одна его сторона, а грубая, шершавая выделка другой демонстрировала животное происхождение материала.
– Гляди, – произнесла Эйлин, указывая на рисунок, изображенный в книге.
Ван Агтерен увидел нечто вроде атласа созвездий (все до единого оказались незнакомыми) и их обозначения, сделанные на непонятном языке.
Конечно, загадочную карту составлял некто искусный и весьма сведущий. Такого совершенства иллюстраций ван Агтерен прежде и не видывал.
– Ну и красотища! – невольно восхитился он.
– Да. Но звездное небо выглядит не так, – сказала Эйлин. – Это вымысел.
Тогда Агтерен предположил, что это, вероятно, математические вычисления: среди них было нечто схожее с фигурами из эвклидовой геометрии. Хотя, спрашивается, стоило ли так трудиться, потакая собственной фантазии?
– Постой! – воскликнула вдруг Эйлин. – Еще одна страница освободилась от субстанции, скрепляющей книгу!
Однако для того чтобы разлепить листы, девушке понадобились обе руки.
– Что это? – спросила она озадаченно. – Не может быть.
Перед их взором открылся изящный рисунок Схюлерова кабинета, в котором запечатлелось все, что находилось в комнате ученого мужа. Впрочем, слово «рисунок» здесь вряд ли уместно. Это была совершенная миниатюрная копия данной комнаты, как будто пергаментная страница представляла собою зеркало, причем без малейшей тусклости. Опытность, с коей изображение было выполнено, превзошло бы самых прославленных живописцев. Невозможно было даже вообразить, как такое можно было осуществить и сколько на это могло уйти сил и времени.
Ван Агтерен, лизнув палец, прижал его к странице, а когда отвел, то на нем не оказалось ни следа туши, ни пятнышка краски. Он молча уставился на идеальный рисунок. Угол изображения был своеобразен. Напрашивалась мысль, что это…
Ван Агтерен повернулся и угловато присел с другой стороны стола на корточки, лицом к Эйлин.
– Что ты делаешь? – удивилась она.
– Об заклад биться не буду, но скажу, что изобразить такое можно было только с помощью зеркала, отражающего кабинет под углом, под которым находилась книга. Только, спрашивается, зачем?
– А когда фолиант принесли моего отцу? – осведомилась в свою очередь Эйлин.
– Вчера вечером.
– И где его нашел мастеровой?
– Глубоко под фундаментом обрушившегося дома Деккера. Во всяком случае, так заявил.
– Надо поговорить с этим мастеровым! Ему наверняка есть что еще сказать.
– Вряд ли, Эйлин. Он – человек простой и честный. Он всего лишь хотел избавиться от книги.
– А ты в поисках моего отца проходил вблизи надела Деккера?
– Разумеется! Я спрашивал о нем нынче утром, но мне там сказали, что его не видели.
– Ты спросишь еще раз?
– Обязательно.
Эйлин взяла его руку в свои ладони и поочередно облобызала на ней все костяшки.
– Спасибо тебе.
– Мы обязательно его найдем, – пообещал ван Агтерен. – Я не успокоюсь, пока твой батюшка снова не будет с нами.
* * *
Ван Агтерен добрался до надела Деккера, когда день шел на убыль.
Наступили ранние зимние сумерки: всякая работа прекратилась, а работники разошлись. Деккеры, однако, все еще оставались на участке и проверяли фундамент. Схюлера никто из них не видел. Деккер-старший насчет книги ничего толком не знал, но живо заинтересовался, чего она могла бы стоить, и не замедлил заявить, что, по сути, находка должна принадлежать ему. Он даже начал поносить уже покойного работягу за то, что тот без спросу отнес фолиант к Схюлеру. Ван Агтерену не оставалось ничего иного, как напомнить, что все находящееся на земле принадлежит градоначальству Тилбурга – и Деккеру лучше помалкивать, пока насчет происхождения книги не возникнет полная ясность.
Деккер согласился, хотя и неохотно.
Когда ван Агтерен откланялся, Деккер его неожиданно спросил:
– А кто сюда шел за тобой следом?
– Я пришел один, – ответил ван Агтерен, – со мной никого не было.
– Я готов поклясться, что за тобой кто-то шел по пятам, – возразил Деккер, – здоровенный мужчина в черном. Я подумал было, что священник.
Ван Агтерен недоуменно попрощался и был таков. Пусть Деккер сам разбирается со своим мороком! Но внезапно в его голове зазвучала фраза бедолаги-мастерового, брошенная прошлой ночью, – и на обратном пути ван Агтерен то и дело цепко поглядывал по сторонам.
* * *
На крыльце его встретила Эйлин. Ее лицо, освещенное пламенем свечи, превратилось в фарфоровую маску.
– Твоего отца никто не видел, – сообщил ван Агтерен.
– Идем, – вымолвила она и повела ван Агтерена в кабинет ученого.
В книге открылась вторая страница. На ней присутствовал анатомический портрет ее отца, да такой, что вызвал бы зависть у самого Везалия[33]. С одной стороны безукоризненно изображалась правая половина лица Схюлера, но отчего-то с широко открытым ртом, как будто его изобразили в момент вопля. Другая половина, левая, была без кожи, а в явленной наружу плоти копошились странные насекомые с четырьмя когтями, различимыми вокруг пастей, и челюстями-хелицерами, торчащими из брюшка.
При этом какое-то насекомое вылезало прямо из пустой глазницы Схюлера.
– Кто-то играет в жестокую игру, – прошептала Эйлин, и ван Агтерен решил, что это намек на подозрение в его адрес.
