Кэкстон: библиотека с двойным дном
I
Давайте начнем вот с чего: тем, кто смотрит на жизнь со стороны, могло бы показаться, что мистер Бергер существование влачит довольно утлое. В сущности, он и сам вписывался в данную, с позволения сказать, парадигму. Работал он в жилотделе мелкого муниципалитета, где занимал должность регистратора закрытых учетных записей. Из года в год перечень его задач не менялся: сиди, скрипи перышком и составляй список лиц, отказавшихся или самовольно съехавших из предоставленного муниципального жилья (последнее подразумевало некую задолженность). И неважно, равнялась ли задолженность плате за неделю, за месяц или даже за год (вопрос выселения – вообще штука сложная, все тянется и тянется, подчас оставляя за собой такой хвост, что отношения между мэрией и съемщиком начинают напоминать стояние войска под стенами осажденного города). Итак, мистеру Бергеру надлежало скрупулезно вносить означенную сумму в пухлый ледериновый гроссбух, именуемый «Реестром закрытых счетов». В конце года мистер Бергер должен был сводить баланс между платой внесенной и причитающейся. При надлежащем выполнении работы разница между двумя суммами и составляла итог, вносимый в ведомость.
Однако суть своей работы мистер Бергер не смог бы и внятно растолковать. Редко доходило до того, чтобы ее описание выслушали таксист или попутчик в поезде или автобусе – им не хватало ни сил, ни интереса. Но мистер Бергер не обижался. Иллюзий насчет себя или своей работы он не питал. Зато он легко уживался с коллегами и накануне выходных запросто составлял им компанию за пинтой пива (одной, не больше). Исправно вносил он лепту и на подарки к проводам на пенсию, и на юбилеи со свадьбами, и на похоронные венки. Однажды он и сам едва не стал причиной для такой складчины – когда решился осторожно флиртовать с молоденькой служащей из счетного отдела. Его скромные ухаживания, казалось, встретили взаимность, и парочка на протяжении года совершала несмелое кружение, однако на ковер ступил некто более фатоватый, чем мистер Бергер. Вскоре его зазноба, вероятно, устав ждать, когда ее первый избранник наконец прорвет вокруг нее зону неприступности, ушла к его сопернику. А мистер Бергер поучаствовал в складчине на их свадьбу, причем без всякого оттенка горечи (согласитесь, это говорит о многом).
Должность регистратора приносила доход не сказать чтобы весомый, но в целом мистеру Бергеру хватало на еду, одежду и на крышу над головой. А остаток он тратил на книги. Мистер Бергер вел жизнь, если можно так выразиться, пропитанную духом воображения, и вдохновляли его всяческие истории. Вдоль стен квартиры мистера Бергера тянулись стеллажи, уставленные его любимыми книгами. Четкого порядка среди них не было. Нет-нет, вы не подумайте: по авторам мистер Бергер книги, разумеется, группировал, но ни алфавиту, ни тематике не уделял должного внимания. Он знал, куда именно следует протянуть руку за нужным названием – только и всего. Порядок – для скудных умов, а мистер Бергер был весьма развит, хотя сперва можно было предположить обратное. Те, кто в душе несчастлив, умиротворенность других ошибочно принимают иной раз за скуку. Мистер Бергер иногда ощущал нечто похожее на одиночество, но не скучал никогда. В общем, он не был подвержен душевной хандре, а ход своих дней помечал прочитанными книгами.
Подозреваю, что в данном повествовании мистер Бергер предстает эдаким стариканом. Но он им не был. В свои тридцать пять мистер Бергер хотя и не являлся предметом обожания юных дев и впечатлительных домохозяек, но все же был по-своему приятен и даже притягателен. Правда, несмотря на эти качества, в нем проглядывало нечто если не откровенно асексуальное, то, во всяком случае, отмежеванное от реальности отношений с противоположным полом (впечатление, усиленное коллективной памятью о том, как все сложилось – или, наоборот, не сложилось – с той девицей из счетного отдела). Вероятно, именно поэтому мистер Бергер очутился в пыльных рядах холостяков и старых дев муниципалитета. Он пополнил контингент отвергнутых, заброшенных и печальных, даром что не принадлежал ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Ну, быть может, чуточку к последним – хотя мистер Бергер ни о чем подобном никогда не заговаривал вслух и даже не до конца себе в этом сознавался. Втайне он сожалел, что ему не удалось должным образом выказать свои чувства к той девушке из счетного отдела. Но в глубине души он уже смирился, что возможность разделить с кем-либо свой кров не предначертана ему звездами. Постепенно мистер Бергер стал обретать статичность, а книги, которые он читал, можно сказать, помогали ему в этом. Он не причислял себя ни к пылким возлюбленным, ни к трагическим героям. Скорее он смахивал на романных повествователей, которые отстраненно наблюдают за окружающими и ближе к финалу выносят свое резюме. Такие персонажи уподобляются штырькам вешалок, которые ломятся под тяжестью разнообразных сюжетов (ну а сюжеты, по аналогии, можно сравнить с пальто и плащами, в нужное время надеваемыми истинными актерами).
Кстати, несмотря на свою читательскую ненасытность, мистер Бергер никогда не замечал, что жизнь, за которой он наблюдает, в сущности, является его собственной.
Осенью тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, как раз в день тридцатишестилетия мистера Бергера, муниципалитет объявил о переезде. Прежде его отделы были разбросаны по городу подобно аванпостам, но теперь показалось благоразумным собрать их воедино – в одном специализированном месте, а периферийные здания пустить с молотка. Такое развитие событий мистера Бергера опечалило. Жилотдел занимал этаж в обветшалом краснокирпичном особняке, где раньше размешалась частная школа, и была некая трогательная несуразность в том, что эти стены дали приют столь не соответствующему по духу учреждению. Новое же вместилище представляло собой брутальную коробку, спроектированную приспешниками Ле Корбюзье[1], которых заботила очистка помещения от всего индивидуального и эксцентричного в пользу единообразия стали, стекла и бетона. Короб вырос на площадке, где некогда красовался возвышенный образец викторианской архитектуры – городской вокзал (его успешно заменили невзрачным бункером, примыкающим к территории торгового центра).
Населению, конечно, стало понятно, что скоро в прах обратятся и другие драгоценности города, а людям придется изнывать при виде уродливой искусственной среды обитания – но иначе, увы, не бывает.
Мистера Бергера проинформировали, что должность регистратора учетных записей упразднится за ненадобностью, а ему поручат иные обязанности. На его место внедрят весьма эффективную систему (что, как продемонстрировало множество подобных инноваций, в итоге вело лишь к снижению качества и росту расходов – по сравнению с предыдущими годами).
Эта новость совпала с известием о кончине пожилой матери мистера Бергера (а больше близких у него и не было – по крайней мере, из числа живых). В тот же день мистера Бергера уведомили о том, что ему причитается скромное, но очень неплохое наследство: дом матушки, кое-какие акции и денежная сумма (не миллионная, но при разумном вложении сулящая перспективу комфортного существования). Надо сказать, что над мистером Бергером издавна довлел писательский зуд – и теперь у него появлялся идеальный шанс дать выход своему литературному пылу.