Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Да?
Или нет?
К сожалению, дальше Валера дослушать не смог – по коридору шли девчонки-официантки. Палиться на подслушивании было ни к чему.
* * *
С самого начала Валере показалось, что концерт не задастся. Бар, где сегодня люди если и набрали себе выпивки, то сидели молча и смотрели на сцену, был полон. Аншлаг. Интересно, подумал ещё Валера перед началом, что все эти люди будут делать, если программа им не понравится? Просто свалят домой или закажут себе ещё жратвы и алкоголя – и, не обращая на Антошку и его ассистентку внимания, примутся за своё благородное дело? А если буча поднимется? Ох, нервная всё-таки у него работа...
На тёмной сцене, освещённый узким лучом прожектора, появился Антон Мыльченко. Одетый скорбно, торжественно, манерно.
Да, стихи. Он начал читать стихи – до которых с детства Валере было как до фонаря. И это до всяких раскрученных брендов, типа Пушкина – а что уж говорить о протежируемом Ариной Леонидовной Антошке. Который к тому же начал своё выступление с откровенной глупости:
Течёт кисельная река,
Опережает берега.
И изумрудом молока
Так радует меня слегка...
Валера прищурился в темноте, пытаясь увидеть, откуда полетит первый помидор. И в кого. Или пирожное – ведь метнут запросто, вроде как оно разрешается, мягкое, всё не пепельница...
Но звуки из тьмы, которые полились совершенно неожиданно, как будто серебряной цепочкой перевивая Антошкины слова, удивили и встряхнули Валеру. Как будто он их в первый раз услышал. Динь! – звучал металлический треугольничек. А-а-а! – отзывался тонкий ясный голос. Он как будто прокручивал дырки в Валерином мозгу. И туда, в эти дырки, начал просачиваться смысл Антошкиных никчёмных стихов.
Валера замер, прислушиваясь. Он забыл, что нужно следить за публикой и её безобразным поведением. Потому что не успевал ухватывать смысл, смысл стихов – а хотелось. Нереально тонкий и чистый голос остававшейся скрытой темнотой певицы, конкурирующий с переливами нежного колокольчика-треугольничка, мучил, выворачивал мозги и душу наизнанку. И правда – шкура получалась мясом наружу. Вот чуть-чуть, вот, казалось Валере, ещё совсем чуть-чуть – и откроется его пониманию и ощущениям что-то совершенно раньше неведомое. И то ли реальность сменится, то ли отношение к ней. То ли он сам в этой реальности станет чем-то иным. А по-другому-то и зачем, ну зачем это всё?..
Валера смотрел на комичного тщедушного поэта, с серьёзным видом рубившего стихами со сцены. За столиками была кромешная тишина, люди не шевелились. Неужели они сейчас думали то же, что и Валера?..
– А-а, о-о! Динь-диньк... О-о-о-о! – из тьмы доносились звуки такой щемящей пронзительности, что ничего другого Валере больше слышать не хотелось.
Вот оно, значит, что – вокализы. Когда только голос, то есть песня без слов. Странная какая песня. Потрёпанный жизнью божий одуван умел петь голосом неземного существа. Может, в этом всё дело? А не в стихах?
Но ведь понятно, твою-то мать, о чём Антошкины стихи! Они придавали смысл музыке. То есть нет – это из-за того, что стихи с этим «а-а-а, динь-динь-динь», они и стали понятны. Хотя и как-то здесь же на панковском концерте Валера словами песни проникся – чего раньше за собой не замечал. Но что всё это может дать? Для чего придуман такой концерт? Чтобы в очередной раз предложить зрителям такую же симуляцию ощущений, какую предоставляют и здешние аппараты?
О, как Валере хотелось крикнуть, чтобы прекратили это всё немедленно! Потому что ему и нравилось – и мучительно не нравилось одновременно. Было страшно за себя – за того себя, каким он был ещё каких-то полчаса назад. Потому что сейчас не поддающийся контролю мозг готов был вырваться на волю. Да, Валера чувствовал, что, если он немного расслабится, мозги его рванут безудержным потоком горячих слёз. Да и вытекут все на фиг. И мозг начнёт жить своей жизнью – какой-то другой, какой ещё не было. А может, такая форма жизни уже существовала, Валера просто о ней не знал?
И сердце – ага, под стихи, песни и музыку оно вело себя просто неприлично: тоже норовило выскочить. Через какое уж место оно собиралось покинуть организм, Валера задумываться не стал, но оно заполошно билось, страдало, что ли, томилось, эх. И как-то так сладко...
...Слепые собственноручно
Читали мои стихи!
И на этой Антошкиной фразе Валера окончательно сломался. Дивным, новым своим смыслом повернулся к нему вдруг мир. Неужели – резанула Валеру мысль – стихи для того и сочиняют, чтобы люди слышали их и вот так, надрывая сердце, приятно страдали? И вокал этот, как он там называется, классический? Да, ведь божий кактус на рынок из филармонии пришкандыбал со своим треугольничком...
Ужас.
* * *
Отойти Валера так и не смог. Бутылку водки он выпил дома глубокой ночью. А до этого...
До этого...
Растаял в концентрированном воздухе последний хромированный звук, луч второго прожектора упал на Евлалию Олеговну. Тут, наконец, все её и увидели. Одновременно с Антоном она поклонилась публике.
Овация. Валере стало понятно, что такое «овация». То, что устроили люди в зале. На сцену вбежала Арина Балованцева, бросилась обнимать по очереди то Антошку, то музыкантшу. Скромная маленькая женщина счастливо плакала, но не размазывалась, а держалась и почти не смущалась окруживших её фотографов.
Да, поэта и Евлалию фотографировали то вдвоём, то с цветами. Несколько бригад теленовостей вертели их туда-сюда под светом сценических прожекторов. Пожилая мамочкина дочка выглядела хорошо – не зря Валера сегодня возил её в салон красоты и в магазин. Нет, сам бы он не выбрал такого уместного синего концертного платья, не накрутил кренделями причёску и не навёл адекватного макияжа – поэтому Евлалию сопровождала Танька Астемирова. Ну надо же: а он, Валера, ещё боялся, что такой интенсивной опекой они завысят убогой самооценку – и рухнет бедняжка с высокого неба на грязную землю, разобьётся о правду жизни её обрадовавшаяся душа. И вези её тогда в дурдом на поселение... Интересно, создавая бренд «Евлалия с треугольничком», Арина Леонидовна откровенно рисковала – или правда была известна ей с самого начала? То есть такой Арина Леонидовна Балованцева в свои двадцать четыре года уже выдающийся специалист по раскручиванию талантов?
Валера, не выходя из ступора, тогда даже подзастыдился своих прошлых сомнений. Но не сильно. Не до стыда и сомнений ему было...
Мамед Батыров прорвался к участникам концерта, Антошку долго тряс в объятьях, а Евлалии поцеловал руку. Этот эпизод в течение следующего дня много раз показывали по трём местным каналам телевидения. Правда, на одном из них ухитрились к руке Евлалии подмонтировать изображение Арины Леонидовны – и откомментировать это так: «Отъявленный панк Батыров выражает признательность Арине Балованцевой – владелице овеянного многими загадочными легендами элитного ночного клуба „Разноцветные педали“. Концерты шок-группы Батырова „Рука прачки“ проходят в клубе Балованцевой с неизменным успехом...» Эта телебригада, заметил Валера, приехала на шоу с большим опозданием, как раз во время овации в честь Евлалии и Антошки. А потому наснимала, чего успела. Вот и лепила репортаж на своё усмотрение. Появившись к концу следующего дня в «Разноцветных педалях», Валера слышал, как по этому поводу Арина Леонидовна отдавала распоряжение своим связям с общественностью:
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
