Но отмахнуться от «ноты Сталина» не удалось. 12 марта Якоб Кайзер выступил по радио, назвал советскую ноту важнейшим политическим событием последнего времени и призвал вступить с СССР в переговоры[115].
11 марта Аденауэр советовался с западными Верховными комиссарами и в который раз заклинал их не идти ни на какие переговоры с русскими в четырехстороннем формате, так как на это время придется заморозить процесс включения ФРГ в ЕОС. Тактически Аденауэр советовал ответить Москве контрвопросами в основном на тему свободных выборов под контролем ООН (про выборы в советской ноте действительно ничего не говорилось). Аденауэр считал слабым пунктом советской ноты с точки зрения ее влияния на настроения в Германии и содержавшееся в ней фактическое требование об отказе от земель к востоку от Одера — Нейсе. Правда, западные комиссары сами полагали, что этот вопрос «щепетилен» и для них. В целом решено было не поддаваться на «провокацию» Москвы и ускорить выработку договора о ЕОС.
Однако «нота Сталина» с каждым днем все больше привлекала внимание западных немцев. Когда Аденауэр 12 марта собрал «на чай» 20 близких к ХДС/ХСС и СвДП журналистов, он обнаружил, что 15 из них выступают за переговоры с СССР. 14 марта на заседании правительства опять последовала жесткая стычка с Кайзером, который нарушил дисциплину своим выступлением по радио[116]. Однако Кайзер настаивал на своей точке зрения, причем он ссылался на якобы позитивное отношение к идее переговоров со стороны Макклоя и его французского коллеги Франсуа-Понсе. Аденауэр понял, что просто замолчать ноту не удастся. И он перешел в пропагандистское контрнаступление. Повод для его начала представился 16 марта, когда канцлер выступал в Зигене перед сторонниками ХДС. Помимо всего прочего, он заявил: «Нам надо ясно осознавать, что там (на Востоке) сидит враг христианства. Поэтому здесь речь идет не только о политических, но и о духовных угрозах…»[117] Такой пассаж вполне мог содержаться и в речи Гитлера. Но это были только «цветочки». В качестве «ягодок» Аденауэр провозгласил необходимость не только «освободить» от коммунистов ГДР, но и все остальные страны Восточной Европы. Многие журналисты поняли это как призыв к военному крестовому походу для разгрома Советского Союза. У канцлера язвительно спрашивали, когда следует ждать крушения советской империи. Тот бодро отвечал: «Через 10–15 лет». Причем канцлер пытался подвести под свою экстравагантную логику геополитические обоснования: СССР слаб внутренне и скоро столкнется в борьбе за лидерство в Азии с Китаем. Надо только немного подождать. Таким образом, Аденауэр с одной стороны, говорил о советской угрозе, которая якобы и заставляла его проталкивать включение ФРГ в НАТО, а с другой, считал СССР слабой страной, которая вот-вот развалится.
Второй новинкой контрпропаганды Аденауэра (и косвенным признанием мощного идеологического влияния советской ноты) было утверждение, что СССР сделал свое предложение, только убедившись в силе и решимости Запада. Стоит последнему стать еще сильнее (а этого можно достигнуть только укреплением НАТО и созданием под крышей блока ЕОС), как Советский Союз пойдет на еще более радикальные уступки. Поэтому на ноту вообще не следует всерьез отвечать.
Тем не менее, ответ Запада готовил британский МИД. Интересно, что его руководящие сотрудники усмотрели в нейтрализации Германии еще одну угрозу. Не связанная с блоками, Германия будет иметь право вести торговлю не только с Западом, но и с Востоком и скоро станет богаче Великобритании и Франции, которых участие в НАТО такой возможности лишает.
25 марта послы США, Великобритании и Франции передали три идентичные ноты в Москве министру иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому. Упор делался, как и ранее, на необходимости проведения общегерманских свободных выборов под международным контролем. В западных столицах полагали, что СССР ответить будет нечего и поэтому можно сосредоточиться на скорейшем завершении переговоров по ЕОС. Оптимизм послам добавило сделанное Вышинским в ходе беседы заявление, что Москва не примет в Германии комиссию ООН и не потерпит членства ФРГ в НАТО. К тому же глава советской дипломатии «взволнованно» утверждал, что восточная граница Германии, определенная в Потсдаме, не должна подлежать пересмотру.
Американцы думали, что выиграли очередной раунд дипломатической борьбы, но все-таки решили организовать массированную пропагандистскую кампанию в ФРГ, чтобы доказать населению, что вхождение Западной Германии в НАТО или ЕОС не препятствует воссоединению страны (большинство немцев считали как раз наоборот, и в Вашингтоне на этот счет никто не обманывался). Как по мановению волшебной палочки на улицах западногерманских городов появилось множество плакатов против «ноты Сталина». Их лексикону мог бы позавидовать сам Геббельс: «Сегодня немецкая национальная армия — завтра немецкая советская республика»; «Москва хочет завладеть Рурской областью для советских вооружений. Поэтому Германия должна быть изолирована от Запада. Никогда!» и т. д. Плакаты были подписаны неизвестными организациями с грозными названиями типа «Ударный отряд против большевистского разложения»[118]. На самом деле за плакатами стояла американская разведка.
Помимо пропаганды американцы взялись выкручивать руки Франции, чтобы ускорить выработку соглашения по ЕОС, Если, мол, американский конгресс не получит договор до 3 июля 1952 года, то законодатели разъедутся на летние каникулы и не успеют принять программу военной помощи зарубежным странам, в том числе и Франции. Угроза была до предела конкретной: французы дрогнули, но тут неожиданно умами всех снова завладели «надоедливые» русские.
9 апреля 1952 года Вышинский передал западным послам ответную ноту (таким образом, на ее выработку ушло всего две недели), в которой признавалась необходимость проведения общегерманских свободных выборов, которые могла бы контролировать международная комиссия из представителей четырех оккупационных держав. Аденауэр немедленно попросил Верховных комиссаров о встрече. Но так как французский представитель не захотел обсуждать новую советскую ноту с канцлером[119], последнего принял от имени трех комиссаров британец Киркпатрик. Теперь Аденауэр уже предлагал отвечать без промедления и не отвергать принципиально возможность четырехсторонних переговоров (идея которых все больше и больше овладевала умами немцев). Но следовало выдвинуть несколько предварительных условий, которые сделают для СССР участие в таких переговорах невозможным. Примечательно, что канцлер предлагал поставить тему выборов в ответной ноте на последнее место, так как видимо она в его глазах не сыграла отведенной ей роли мины, призванной взорвать советскую переговорную позицию.
После второй ноты СССР опасность советского мирного наступления еще более отчетливо, чем Аденауэр, осознали американцы. Госсекретарь Ачесон поставил французам фактический ультиматум: подписать договор по ЕОС до 9 мая 1952 года. И Аденауэра, и Вашингтон беспокоила явная близость советских предложений позициям СДПГ, английских лейбористов (те, правда, с ноября 1951 года перешли в оппозицию, но новый премьер Черчилль тоже не очень-то благоволил немцам) и французских социалистов. И действительно, 22 апреля 1952 года Шумахер в официальном послании Аденауэру потребовал серьезно отнестись к новой советской ноте и поддержать четырехсторонние переговоры[120]. Однако на СДПГ пока можно было не обращать внимания, так как партия потерпела серьезное поражение на выборах в недавно созданной земле Баден-Вюртемберг и опросы общественного мнения впервые за год с лишним стали показывать благоприятную для ХДС/ХСС тенденцию.
