князь Иван Васильевич Шуйский на митрополита и на бояр учал гнев держати и к великому князю не ездити, ни з бояры советовати о государьских делех и о земских.
князь Иван Васильевич Шуйский разгневался на митрополита и на бояр и перестал ездить к великому князю и с боярами советоваться о государских и земских делах.
Еще выразительнее пассаж, появившийся в более поздней редакции той же летописи под 1538 годом. Осуждая боярские распри в годы малолетства Ивана IV, летописец замечает:
И многие промеж их бяше вражды о корыстех и о племянех их, всяк своим печется, а не государьскым, ни земьскым.
И много между ними было вражды из-за их родни и прибытков; каждый о своем печется, а не о государском и не о земском.
Общегосударственная «польза», выраженная двуединой формулой «государское и земское [дело]» противопоставлена здесь своекорыстным клановым интересам боярских правителей.
Едва ли случайно подъем идеологии общей пользы, «земского дела» пришелся на время созыва первых соборов (1549, 1551 и 1566 годов). По-видимому, перед нами две стороны одного и того же процесса — формирования сферы публичной политики и втягивания в нее десятков и сотен людей разного социального статуса, или «чина», как говорили в Московской Руси.
Этот процесс не был остановлен и опричниной. Более того, по странной прихоти царя государев «удел» оказался отделен от остальной страны — «земщины». И хотя на долю последней в период террора выпали тяжкие испытания, 60‐е и 70‐е годы XVI века стали временем дальнейшего осмысления «земской» идеи.
Припомним уже известный читателю указ об учреждении опричнины, дошедший до нас в летописном изложении. Там, в частности, был такой пассаж: «Государьство же свое Московское, суд и управу, и всякие дела земские приказал ведати и делати бояром своим, которым велел быти в земских а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и бояром о тех делех приходити ко государю» (выделено мной. — М. К.).
Обращает на себя внимание выражение «земские великие дела». Очевидно, за полвека статус «земских дел» явно повысился: будучи ранее необязательным дополнением к «делу» великого князя или царя, к 1560-м годам они приобрели самостоятельное значение и даже стали в глазах официального летописца «великими земскими делами»!
Дальнейшее развитие «земской» идеологии пришлось уже на эпоху Смуты начала XVII века. В частности, ею пронизаны документы Второго ополчения, освободившего Москву. Так, в грамоте в Соль Вычегодскую, отправленной 11 ноября 1612 года, князья Д. М. Пожарский и Д. Т. Трубецкой от имени «всей земли» сообщали радостную весть об освобождении столицы и призывали местные сольвычегодские власти «радеть и промышлять» о «земских и о всяких делах», регулярно извещая обо всем руководителей ополчения в Москве и советуясь с ними, «покаместа нам всем Бог даст на Московское государьство государя по совету всей земли». А «для земсково вопчево дела» сольвычегодцы должны были прислать в Москву пять выборных человек.
Так идеология «земского общего дела», зародившись раньше соборной практики и существуя во второй половине XVI века параллельно с нею, в начале XVII столетия стала ее частью.
Важной вехой в этом длительном процессе была середина XVI века: созыв первых соборов и формирование понятия о «великих земских делах» отражали начавшийся переход патримониальной монархии (царской «вотчины») к раннемодерному государству.
* * *
Глава 10. «Наше Росийское государьство»: Рождение государственного патриотизма
«Государство, — писал выдающийся американский медиевист Джозеф Стрейер, — существует главным образом в сердцах и умах людей. Если они не верят, что оно есть, никакие логические упражнения не вызовут его к жизни». В начале книги я уже приводил выделенные Стрейером признаки государства Нового времени. Здесь нас интересует последний из этих признаков — «перенос лояльности с семьи, местного сообщества или религиозной организации на государство и обретение государством морального авторитета». Стрейер подчеркивал, что этот процесс носит настолько постепенный характер, что его трудно документировать, но в конце концов подданные принимают идею, что интересы государства должны преобладать, а его сохранение является величайшим благом.
В этой главе мы поговорим о том, когда и как государство стало основой идентичности политически активных слоев населения России и при каких обстоятельствах в нашей стране возник государственный патриотизм.
Хотя слово «патриотизм» вошло в русский язык только в XVIII веке, само это явление, разумеется, гораздо старше. Любовь к родной земле была свойственна людям во все времена, но в каждую эпоху проявления этого чувства имели свои особенности. Вплоть до середины XV века на Руси преобладал местный патриотизм, т. е. любовь к малой родине — своему городу, княжеству или земле. Нередко символом местного единства становились кафедральный собор в главном городе этой земли и святой покровитель, во имя которого он был построен. Например, в Новгороде таким патроном выступала Святая София, в Пскове — Святая Троица, а в Твери — Святой Спас.
Живший в XIV веке автор «Повести о Довмонте» — знаменитом псковском князе (княжил в 1266–1299 годах), которого псковичи после его смерти почитали как святого, — вложил в уста своего героя речь, будто бы сказанную Довмонтом перед одним из сражений:
Братья мужи-псковичи, кто стар, то отец, а кто млад, той брат! Слышал есмь мужество ваше во всех странах, се же, братья, нам прележит живот и смерть. Братья мужи-псковичи, потягнете за Святую Троицу и за святыа церкви, за свое отечьство!
Братья мужи-псковичи, кто стар, тот [мне] отец, а кто млад — тот брат! Слышал я о мужестве вашем во всех странах, сейчас же, братья, нам предстоит жизнь или смерть. Братья мужи-псковичи, потрудитесь за Святую Троицу и за святые церкви, за свое отечество!
В данном случае под «отечеством», естественно, понимались Псков и его округа.
А в Твери возник культ местного князя Михаила Ярославича, убитого в Орде в 1318 году. Автор его жития представил гибель князя как акт самопожертвования — будучи оклеветан перед ханом, Михаил Ярославич отправился в Орду на верную смерть, чтобы отвести угрозу разорения от своей земли. По словам агиографа, князь Михаил «умысли положити душу свою за отчество, избави множество от смерти своею кровию и от многоразличных бед». Здесь под «от(е)чеством» понимается Тверское княжество, соперничавшее тогда с Москвой.
