Девочки скрылись из виду. Питер остановился. Заметив, что и крылатый народец больше не следует за ним, он понял, что остался один. Неподалеку раздался всплеск, заставивший Питера вздрогнуть. Решив, что где-то свернул не туда, он отправился обратно по собственному следу.
Конечно, они, те три девочки, тут же появились перед ним, будто возникли прямо из терпких болотных испарений. Встав перед шатром склонившихся к земле ветвей плакучей ивы, они молча, мрачно взирали на Питера.
– Куда вы про… – начал он, но тут же осекся на полуслове, заметив за спинами девочек движение. С ними был кто-то еще!
Раздвинув ветви ивы, точно занавеси, вперед выступила темная фигура. Женщина?!
Питер отступил на шаг. Рука легла на рукоять ножа.
– Взрослая! – прошипел он.
Женщина была дородна, но хорошо сложена, широка в бедрах и ляжках. Луч солнца, упавший на ее лицо, осветил тяжелые дымчатые веки и зеленые, цвета болотной ряски, глаза.
Питер пустился было наутек, но тут она окликнула его по имени. Хрипловатый голос прозвучал лишь чуть громче шепота, но Питер расслышал его так хорошо, точно женщина стояла совсем рядом, и остановился в нерешительности.
– Ты как раз кстати, милый мальчик. Добро пожаловать.
Глубокий, бархатный голос обволакивал, будто теплое одеяло, утешая, успокаивая, прогоняя все страхи прочь.
Женщина шагнула вперед, в луч света, и солнце заиграло на ее темной, лоснящейся коже. Питер пригляделся к ней. Ее кожа действительно была зеленой – темного изумрудного цвета неувядающей хвои. Волосы тоже были зелеными, только темнее – почти черными. Длинные пряди ниспадали на плечи и грудь из-под сдвинутой на лоб, на «вдовий мысок» шапочки, почти достигая коленей, скрывая лицо, точно капюшон. В тени волос были видны только огромные глаза. Тонкий, будто из паутины сотканный балахон облегал ее тело, почти не скрывая пышных грудей и темного клока волос между ног. На запястьях и лодыжках позванивали бронзовые браслеты, шею обвивало ожерелье из костей и когтей.
Улыбнувшись Питеру, она подошла к нему и обняла его за плечи. Ее жаркое дыхание пахло медом; медовый аромат согревал, нагоняя приятную, сладкую дрему.
– Не зайдешь ли к нам?
Женщина указала на круглую дыру в крутом невысоком склоне, под густой завесой из трав и мхов. Вход обрамляли большие, изъязвленные мелкими ямками камни, и на каждом из них была вырезана зловещая звериная морда. Вокруг входа висели дюжины высушенных тыкв-горлянок, выкрашенных красным, и в стенке каждой была прорезана дыра, сквозь которую внутрь могла бы попасть небольшая птица. Над тыквами вились в воздухе, стремительно влетали внутрь и вылетали наружу черные человекоподобные существа с перепончатыми крыльями и длинными скорпионьими хвостами.
Входить в такое место Питеру совершенно не хотелось. Он решительно помотал головой.
– Я только что напекла имбирных пряников. Все маленькие мальчики любят имбирные пряники. Разве нет?
Три девочки закивали.
– Наверняка любят, мама!
Поднеся полные влажные губы к самому уху Питера, женщина зашептала. Слова ее казались полной бессмыслицей, непонятным напевом из резких, отрывистых звуков, но вокруг вдруг запахло медом и свежеиспеченным хлебом. В животе у Питера заурчало, рот наполнился слюной. Он облизнулся. Внезапно ему очень захотелось имбирных пряников – что бы это ни было такое.
– Идем со мной, – промурлыкала женщина.
Пригнувшись, она скрылась в норе. Идти с ней в эту нору – да и вообще куда бы то ни было – вовсе не казалось Питеру хорошей идеей, но мысли вдруг сделались вязкими, тягучими, как сироп, и, когда девочки подхватили его под руки и потащили за собой, он последовал за ними.
Сгорбившись, чтобы не удариться лбом о корень или не сшибить фосфорически светящийся гриб, пошатываясь, будто пьяный, он двинулся по длинному подземному ходу. Ход привел в небольшую пещерку с черными каменными стенами, со сводом из густо переплетенных корней. В большом очаге, под кучей хвороста, тлели янтарные угли, озаряя пещеру мягким карамельным светом.
Споткнувшись, Питер упал и растянулся на груде роскошных мягких шкур.
С потолка свисали кости, перья, бусы, высохшие цветы и всевозможные звериные черепа, нанизанные на длинные веревки. Жирные черные жабы, огромные блестящие жуки и разноцветные птицы висели вниз головой на крюках, глядя на Питера безжизненными стеклянными глазами. Низкие столики были завалены свитками и глиняными горшками.
В углу, среди корней под потолком, что-то мелькнуло – казалось, там, во мраке, прячутся какие-то существа. Но тут Питер увидел глиняную миску с горкой пряников и забыл обо всем остальном.
Держа в руках миску, женщина опустилась на шкуры, улеглась рядом с Питером, закинула на него голую ногу и поднесла пряник к его губам. Питер впился зубами в угощение.
Пряник оказался сладким и теплым, только каким-то клейким в середине. Но Питер все равно съел его без остатка, а за ним и еще один, и съел бы третий, но вдруг обнаружил, что больше не может ни жевать, ни даже поднять головы. Взгляд помутился, все вокруг подернулось рябью, точно пруд под дуновением ветра. На миг показалось, что сверху мерцают дюжины свечей, но, стоило Питеру моргнуть, и он увидел, что это вовсе не свечи, а глаза – сотни узеньких желтых глаз.
Оседлав Питера, женщина склонилась к нему. Пряди ее волос защекотали лицо. Теплые пальцы легли на живот, поползли к груди, раздвигая волчью шкуру. Нагнувшись ниже, женщина обнюхала его волосы, скользнув мягкими грудями вдоль его груди, принюхалась к лицу, шее, и прижалась к его груди щекой. Горячие, влажные губы обхватили сосок.
Набедренная повязка Питера зашевелилась. Три сестры, стоявшие за спиной женщины, с горячечным, жадным бесстыдством уставились на него, по их подбородкам потекла слюна.
– О-о, какой твердый, – шепнула первая.
– Твердый, как стойка шатра, – подхватила вторая.
– Пропитания хватит надолго, – добавила третья.
Все трое захихикали.
«Нет!» – хотел было крикнуть Питер, но смог издать лишь слабый жалобный стон. Внезапная резкая боль в соске сменилась нестерпимым жжением.
– Кровь для детей. Кровь для всех, – в один голос сказали сестры.
Питер заметил движение над головой – глаза, те самые желтые узкие глаза, кишевшие во мраке, оживились. Десятки, сотни жутких, уродливых тварей – одни не больше тритона, другие величиной с енота – двинулись к нему. Упругие тонкие мускулы их костлявых, тощих телец скользили, перекатывались под серой пупырчатой кожей, точно клубки змей. Извиваясь, суетливо перебирая лапками, скаля в ухмылках длинные, игольно-острые зубы, омерзительные создания волной хлынули к нему.
Скосив глаза, Питер увидел миску с пряниками, только это были вовсе не пряники, а противные жирные гусеницы с крохотными черными головками. Он вновь хотел закричать, но не смог.
