Книга Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя - Катриона Келли

Садизм, тем не менее, был для сотрудников органов не самоцелью, а способом заставить заключенного рассказать «правильную историю». Допросы являлись актом ритуального унижения: подозреваемых сталкивали с помощью противоречивых показаний и заведомо ложных признаний, люди теряли свое «я» и соглашались на «перевоспитание». «Виновных» (а по логике процедуры дознания никто из подозреваемых не мог считаться невиновным) следовало довести до безоговорочного самоотвержения и признания всемогущей силы власти. Согласно протоколам, Данила Морозов достигает этого состояния к концу процесса, когда «просит пролетарский суд судить по закону» [232]. Высказанная Арсением Кулукановым просьба о снисхождении, а не о наказании означала, что уроки дознания усвоены не до конца. Кулуканов отказался делать на допросах какие-либо признания, в то время как остальные подсудимые робко повторяли слова, вложенные им в уста. Именно он бросил вызов следствию, подав на апелляцию после оглашения приговора.

Парадокс, однако, состоит в том, что признание вины не подразумевало прощения. Кулуканова приговорили к расстрелу, но тот же приговор получил и Данила. Процесс очищения требовал, чтобы сломленные на допросах враги не только повторяли на суде все, что им прикажут; он требовал их физического уничтожения — «ликвидации как класса». Похоже, ни у кого в зале суда оглашенный приговор не вызвал протеста, несмотря на некоторые нестыковки и даже противоречия, обнаружившиеся по ходу процесса. «Народные обвинители» произнесли заключительные речи, от имени всего советского народа требуя наказать подсудимых по всей строгости закона. Защитник, не игравший вообще никакой роли в разбирательстве, сложил с себя даже формальную ответственность за обвиняемых. А когда вердикт был зачитан, собравшийся в зале суда народ, по словам газеты «Рассвет коммуны», выразил свое «единогласное одобрение» вставанием и пением «Интернационала».

Итог судебного процесса отвечал всем ожиданиям следователей. Смертный приговор был вынесен и — после отклонения апелляции — приведен в исполнение 7 апреля 1933 года[111] [240]. Это стоило немалых усилий: требовалось добыть, а точнее говоря, выбить из обвиняемых необходимые свидетельства, переработать их, а в некоторых случаях и выдумать. Нельзя было представить это убийство в виде случайного проявления жестокости, исхода бытового имущественного конфликта из-за конфискованного ружья или седелки. Следствие стремилось истолковать убийство Морозовых как политическое событие, как убийство активистов. А такое преступление требовало идеологически подходящих исполнителей — кулаков. Подозрение естественным образом сосредоточилось на Арсении Кулуканове и Арсении Силине, так как ранее оба привлекались к суду по антикулацкой линии. Шатраковы, которые слыли кулаками только среди местных жителей, намного хуже вписывались в эту роль.

Большим подарком для следователей стало то обстоятельство, что главные «подозреваемые кулаки» оказались свойственниками братьев Морозовых, т.е. членами патриархального клана, с которым боролся Павлик. То, что Кулуканов и Силин были зятьями Сергея Морозова, постоянно подчеркивалось в ходе следствия — смысл здесь заключался в том, чтобы представить Морозова главой клана, или, как таких называли в деревне, «большаком». Никто из тех, кто расследовал дело, не удосужился задуматься над тем неудобным обстоятельством, что второй зять Сергея Морозова — Денис Потупчик — оказался ценным помощником следователей, а дочь Морозова Хима Кулуканова предпочла свидетельствовать против отца. Все это вскрывало неприглядную истину: в эпоху подспудной гражданской войны патриархальный сельский клан совсем не отличался сплоченностью, вопреки утверждениям следователей.

«Кулацкий заговор» не фигурировал в протоколах первых допросов, но к тому моменту, когда Спиридон Карташов завершил сбор свидетельских показаний, эта версия уже оформилась. А разрабатывалась она на допросах, проводимых Быковым с середины сентября до начала октября. В этот период сложилась основная часть весьма скудной доказательной базы, состоявшей главным образом из описей имущества подозреваемых. И все же для завершения дела потребовались еще две стадии расследования. И не потому, что следствию были необходимы качественно новые материалы, — как мы уже знаем, за это время добавился только один судебный протокол. Частичной причиной этой задержки стали репетиции показательного процесса с подсудимыми, направленные на то, чтобы принудить их сделать официальные признания. Но важнее всего другое: убийство Морозовых, которое в середине сентября значилось событием районного масштаба, к концу октября приобрело всесоюзное значение. Оно привлекло внимание журналистов — членов ЦК комсомола. Эти авторы обрушили свои заранее заготовленные обличительные статьи на головы «инертных» и «некомпетентных» провинциальных недотеп, которые вели это взрывоопасное дело, и в конце концов, как и в случае с Гришей Акоповым, придали суду по делу об убийстве Морозовых общенациональный статус. Больше того, как мы увидим в следующей главе, им удалось сформировать общественное мнение, вызвать массовые требования крови преступников и начать прославление Павлика Морозова как советского святого.