Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
Но продовольственные отряды хлеба доставали мало – зато быстро превращались в пьяные банды грабителей. Петроград и Москва погибали от голода. И, отправив на фронт Троцкого, Ленин отправляет за хлебом вторую свою надежду – Кобу.
29 мая Коба назначен руководителем продовольственной комиссии на юге России. Он отправляется в Царицын – важнейший форпост большевиков на юге, откуда слабым ручейком продолжает течь хлеб с Северного Кавказа. Коба должен превратить этот ручеек в поток.
Из воспоминаний Федора Аллилуева: «В 1918 году товарищ Сталин сказал мне: «Иди ко мне работать секретарем в наркомат». Весь аппарат товарища Сталина в то время составляли: секретарь – я, и машинистка – моя сестра».
И вот в самом конце мая наркомат опустел: вся троица начала готовиться к путешествию…
Аллилуев: «Иосиф Виссарионович предупредил меня об отъезде в Царицын всего за пару дней. Я привык ему повиноваться, не рассуждая».
4 июня на Казанском вокзале, забитом мешочниками и полуголодными беспризорными детьми, появились трое: девушка, высокий молодой человек и маленький грузин средних лет. Троицу сопровождал отряд красноармейцев. Только после длительной перепалки Кобы с начальником вокзала и дежурным (несмотря на предписания Совнаркома и грозный мандат) им был предоставлен поезд. Что делать – мало кому был известен тогда Коба… Нерешительно, останавливаясь у каждого семафора, состав взял курс на Кисловодск.
Все трое собрались в салон-вагоне. Он принадлежал прежде звезде цыганского романса Вяльцевой и был весьма игриво обит небесно-голубым шелком.
В мае 1918 года весь юг страны был охвачен безумием хаоса, так что вряд ли путешественники могли быть уверены, что непременно увидят Царицын. Немцы продолжали медленное наступление, на подступах к городу действовали восставшие казаки генерала Краснова, и отряды анархистов с черными знаменами появлялись у стен Царицына – они то дрались с немцами, то поворачивались против Советов. Среди горских племен царило постоянное возбуждение, и никто не знал, чем оно закончится.
Поезд мог быть захвачен и немцами, и казаками, и анархистами… Кем он только не мог быть захвачен!..
Коба ночевал в салон-вагоне, брат и сестра – в отдельных купе.
На юг шла единственная дорога, забитая воинскими эшелонами. «Поезд двигался еле-еле, на каждой станции начальники жаловались: «Вчера путь казаки разобрали», – вспоминал Федор Аллилуев.
Коба понимал – надо торопиться. Времени в обрез, и, кроме того, с каждой задержкой увеличивается вероятность нападения. По ночам затемненный поезд проскакивал станции или прятался на запасных путях. Станции темные, грязные, на платформах пьяные крики солдат, звуки гармоник, а чаще выстрелов. Разгулялась Русь… Но поезд сможет за себя постоять. В вагонах – отряд Кобы в 400 человек, среди них гвардейцы революции – латышские стрелки. Ленин отправил Кобу на юг с самыми широкими полномочиями…
Федор Аллилуев: «В пути получили телеграмму Орджоникидзе: «В Царицыне восстал анархист Петренко».
Власти попытались эвакуировать из города золотой запас и ценности, изъятые из сейфов буржуазии. Этот эшелон с золотом и поджидал отряд Петренко, пустив навстречу ему порожние вагоны. Поезда столкнулись. Убитые, раненые, кровь, стоны… Залегшая у полотна банда ворвалась в эшелон. Забрав деньги, они, как положено в те времена, устроили митинг с пламенными речами о революции среди трупов и горящих вагонов. Митинг постановил: деньги – народные и принадлежат народу. Начали делить золотые монеты, прятать их под грязные портянки. Попутно стаскивали сапоги с убитых и достреливали оставшихся в живых. За этим занятием они и были застигнуты бронепоездом Орджоникидзе, окружены и тотчас сдались.
Но в ту же ночь остатки бандитов во главе с Петренко и знаменитой атаманшей Марусей ворвались в город. Маруся (Мария Никифорова) была воспитанницей Смольного института. Теперь вместо томных подруг эту кокаинистку в белой черкеске и лохматой папахе, безумную в похоти и жестокости, окружала пьяная голытьба. Но и на этот раз бандитов постигла неудача. Атаманшу Марусю расстреляли прямо на улице…
«Вскоре получили вторую телеграмму от Серго: «Петренко пойман и расстрелян», – писал Федор Аллилуев.
Такова была обстановка в городе накануне приезда Кобы.
Федор Аллилуев: «К утру 6 июня начались бесконечные пути вокруг Царицына, забитые составами… Возникает грязно-белое здание царицынского вокзала… За обедом в гостинице я мог убедиться в продовольственном благополучии города. Еще три дня назад Сталин угощал нас своим наркомовским обедом: суп из воблы с кусочком черного хлеба. Здесь за полтора рубля – первоклассный обед».
Край задыхался от изобилия хлеба. Но как привезти его из глубинки в Царицын? И как переправить в Москву?
Коба начинает решать проблемы революционно – с расстрелов. Так он внушает уважение к своим решениям – расстреливает всех, кто замешан в спекуляции и контрреволюции. Или может быть замешан.
«Ни дня не проходит без расстрелов в местной ЧК», – писал Анри Барбюс, французский литератор, восторженный почитатель Сталина. Город представлял собой безумную смесь всех течений, порожденных революцией. Здесь собрались и эсеры, и анархисты, и монархисты. Так что расстреливать было кого.
По ночам заводили грузовики, чтобы заглушать выстрелы и крики. Трупы расстрелянных сваливали в мешки и хоронили при лунном свете. Под утро родственники уже копошились у могил, разрывали свежие ямы, искали близких.
В эти дни Коба приказал расстрелять по подозрению в заговоре инженера Алексеева. Его мать была известной революционеркой-народницей. Ленину сообщили об аресте, и он телеграфировал: «Привезти Алексеева в Москву». Но Коба не меняет своих решений. Его слово должно быть законом… Вместе с Алексеевым были расстреляны двое сыновей – мальчики 16 и 14 лет. Валентинов писал: «Сталин объявил солдатам, не хотевшим в них стрелять, что это дети белогвардейского генерала Алек сеева!»
Этого было достаточно – расстреляли.
Вскоре Коба телеграфирует Ленину: «Несмотря на неразбериху во всех сферах хозяйственной жизни, все же можно навести порядок. Через неделю отправим в Москву около миллиона пудов…»
Все это время Коба живет и работает в вагоне.
«Вагон в течение двух с половиной месяцев был боевым штабом… 40 градусов жары, и вагон накаляется, как жаровня. Крыша и ночью хранит свое тепло. В вагоне неизвестно, что такое прохлада», – писал Федор Аллилуев.
После расстрельных ночей, в пылающем жарой вагоне все и случилось… Юная секретарша Надя Аллилуева после Царицына стала женой Кобы.
Это было время революции. Они не нуждались в официальных церемониях. Они попросту объявили себя мужем и женой.
Загадка безумия
В том же 1918 году наступает странное помешательство Федора Аллилуева – автора цитируемых записок. Он пережил какой-то шок, после которого всю жизнь помрачения рассудка чередовались у него с редкими просветлениями, когда Федор мог работать и писать.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
