За годы учебы мальчик так ни с кем и не подружился. Некоторые ребята ему нравились, но ни с одним не было интересно, ведь он был почти на тридцать лет старше каждого из них. Хотя со временем он стал замечать, что ему нравится бегать, двигаться: видимо, детский организм брал свое. И еще он с удивлением понял, что физическая тяга к женщинам исчезла.
Были и другие перемены. Франсуа казалось, что он стал более смелым, то, что раньше его пугало, теперь воспринималось совершенно спокойно. Стихийный, подавляющий волю страх смерти тоже куда-то исчез. Мало что могло теперь испугать Франсуа, он ощущал жажду приключений и путешествий. Кроме того, сейчас он был не так открыт и дружелюбен, как раньше, в его характере стала проявляться сдержанность. Поначалу все эти изменения он приписывал пережитому горю, но со временем стал понимать, что так проявляются черты характера настоящего Франсуа, душа которого ушла, но тело и мозг по-прежнему существовали и работали.
Поскольку обучение не занимало много времени, Франсуа упросил отца Бенедикта позволить ему практиковаться в госпитале при соборе. Здесь мальчик получал бесценные знания о лечебных свойствах трав, очень пригодившиеся ему впоследствии.
Так прошло пять лет. Наставники собора Святого Мартина дали своим питомцам все, что могли, и отпустили их восвояси. Франсуа, которого учеба отвлекала от безделья и грустных мыслей, снова заскучал. Ощущая потребность чем-то заниматься, он ломал голову, пытаясь определить, к какому делу более всего склонен. Неизвестно, сколько бы он еще обдумывал свое будущее, если б не случилось событие, вынудившее его ускорить принятие решения.
* * *
В тот мартовский день Женевьева дала ему пару денье и отправила в лавку бакалейщика. Франсуа выбежал на улицу и застучал башмаками по булыжной мостовой. Услышав, что его кто-то окликнул, он обернулся и увидел Андре, десятилетнего сына их соседки, мадам Бюжо. Мальчик нагнал Франсуа, и они пошли рядом.
– Ох, скорее бы уже лето, – пробормотал Андре, кутаясь в накидку, и вдруг ни с того ни с сего спросил: – Говорят, у тебя скоро появится новый папаша?
– Что-о? – изумился Франсуа.
– Ну как же! Тот господин, что захаживает к твоей матушке, явно собирается на ней жениться, мы все так думаем. Видный парень, ничего не скажешь. А плащ-то какой! Не то что моя тряпица.
Франсуа молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Значит, у Женевьевы появился кавалер? Он почувствовал жгучую ревность. Впрочем, этого следовало ожидать, она и так слишком долго была одна.
Андре удивленно смотрел на него:
– Ты что же, не знал ничего?
– Ну-у… как тебе сказать… Расскажи-ка мне про этого господина.
Мальчишка воодушевленно замахал руками:
– Ох, он вот какой! Высокий, статный, а одет как! Сразу видно – дворянин.
– И давно он к матери моей захаживает?
– Да уж с осени, а то, может, и раньше. Неужто ты и правда не знал?
– А ночевать оставался? – спросил Франсуа и затаил дыхание.
Андре энергично покачал головой:
– Нет, вроде не было такого. Да ты не беспокойся, матушка твоя – тетка умная, не допустит до всяких глупостей.
«Ну и дети, все знают!» – подумал Франсуа, а вслух сказал:
– Я и не волнуюсь, подумаешь… Часто этот дворянин приходит?
– Ну-у… каждые два-три дня появляется. Сначала-то реже, а теперь зачастил. Влюбился он в нее, это уж точно!
Ночью Франсуа лежал без сна, припоминая поведение Женевьевы в последнее время. Он вынужден был себе признаться, что она стала гораздо веселее, и, в общем, можно было поверить, что она и в самом деле влюблена. Неужели она действительно выйдет замуж? В душе Франсуа бушевали противоречивые чувства. Он прекрасно понимал Женевьеву и признавал ее право на повторный брак. Ведь она и понятия не имела, что ее муж жив. Да полно, жив ли он на самом деле? Нет, Рене умер и похоронен, а он – лишь ребенок с душою взрослого. Он не имеет никакого права на Женевьеву. И все же глухая ревность грызла Франсуа. Ему было больно даже представить свою супругу рядом с другим мужчиной.
Всю ночь ворочался он с боку на бок, а к утру принял решение: если Женевьева и в самом деле решит выйти замуж, он не будет возражать, напротив, примет отчима по возможности радушно.
За обедом Женевьева завела разговор, которого ждал и боялся Франсуа.
– Милый, ты хорошо помнишь папу? – спросила она, накладывая ему вареные овощи деревянным черпаком.
Прикинув, что мог бы помнить ребенок, Франсуа осторожно ответил:
– Нет, мам, не очень.
– Ты скучаешь без него?
«Да уж, скучаю по самому себе», – с горечью подумал Франсуа. Он снова помедлил.
– Ну-у… да…
– Тебе, наверное, очень не хватает отца, сынок? – продолжала допытываться Женевьева.
«Она так никогда не дойдет до главного».
– Мам, к чему ты все это говоришь?
– Видишь ли, дорогой, – старательно избегая его взгляда, нерешительно проговорила женщина, – я просто подумала, что тебе, наверное, нужен отец…
– Ты что, замуж собралась?
Женевьева залилась краской.
– Ну… в общем-то, могла бы… если тебе это не будет неприятно…
– Ну что ты! Делай, как тебе хочется. А кто он?
– Это один мой старый друг, ты его не знаешь, – с видимым облегчением проговорила она.
Мальчик встал из-за стола и, легонько ткнув Женевьеву локтем в бок, направился к двери.
– Все в порядке, мам, женитесь, коли он тебе нравится.
Франсуа был озадачен. Что это за старый друг такой? Он знал Женевьеву с пеленок, но не мог представить, кто бы это мог быть. Возможно, кто-то из приятелей ее отца? Тогда этот ухажер уже старик, ему за пятьдесят. «Господь милосердный, за что мне это – видеть свадьбу собственной жены?!»
Вечером Женевьева предупредила сына, что в воскресенье придет «тот самый господин».
– Он очень хочет познакомиться с тобой, дорогой.
Что ж, он пройдет и через это. Он будет милым и предупредительным, лишь бы Женевьева была счастлива. Пусть живет, как ей хочется, а он… он потерпит.
В воскресенье после мессы Женевьева с сыном торопились домой. Не успели они переодеться, как пришел гость. Пока мать открывала дверь, Франсуа опрометью бросился наверх, кинулся на постель и замер, переводя дыхание.
Ох… Сейчас он увидит господина, на которого его променяла Женевьева. Впрочем, он несправедлив. Она хранила верность мужу в течение долгих шести лет после его смерти. И все же ревность, как ядовитая змея, притаилась в его душе, отравляя ее.
– Сыно-ок! – услышал он голос матери.
Надо идти. Он глубоко вздохнул и направился к лестнице.
