Женя всё никак не могла заняться ничем толковым. После того как бывший муж забрал счастливого Витьку, с горем пополам закончившего шестой класс, она весь вечер сидела, уставившись в телевизор. Экран разговаривал, показывал цветные картинки, и больше от него ничего не надо было. У Жени теперь было целых три месяца свободы. Так надолго ребёнок ещё не уезжал из дому.
На второй день Женя с работы зашла в кафе. Взяла кофе и десерт, села возле окна. Десерт быстро кончился, кофе тоже. Этот чёртов кофе вечером оказался лишним: Женя не могла заснуть до полтретьего ночи. Вставала, пила чай, включала телевизор, выключала его. Открывала ВКонтакте, листала, закрывала. Утреннее пробуждение далось нелегко. На работу Женя опоздала.
Подруги разъехались в отпуска. Катя укатила с новым ухажёром в Польшу. Ира полностью ушла в семейную жизнь и в ремонт, она варила супы и клеила обои, разговоров с ней было только о том, сколько стоит подвесной потолок или как лечить несварение желудка у мужчин. Женя не звонила подругам. Тем более что каждая нет-нет да спросит в разговоре что-нибудь такое, о чём не захочется говорить. Про Артёма, например.
Артём жил отдельно от всех — и от семьи, и от Жени. С женой Артём не ладил, а с Женей наоборот ладил. Но начинать новое было страшно. Непривычно. Тем более что жизнь его только-только начала приобретать дыхание штиля в лагуне: съёмная комната, ни придирок, ни занудства, ни детских соплей.
Женя не хотела звонить Артёму первой. Хотя, казалось бы — что тут такого? Они встречались уже почти полтора года и были достаточно близкими людьми. Но Жене хотелось, чтобы он сам, сам вспомнил о том, что всё лето его девушка живёт одна, без сына, в пустой квартире. Чтобы первый сказал: Женькин, давай я приеду к тебе.
Женя помнила, как несколько раз она звонила Артёму, а трубку брала его дочка. «Алё, мы в кафе, папа мороженое покупает». В таких ситуациях Женя молча давала отбой. Она чувствовала себя лишней. Время Артёма Жене не принадлежало. Дочка могла позвонить когда угодно — даже в двенадцать ночи, когда Артём лежал на Жениной подушке. Если дочке было нужно поговорить или, что чаще случалось, видеть отца — он подскакивал и бежал к ней, где бы ни находился. То ли он действительно был настолько привязан к дочери, то ли чувствовал перед ней вину, какая разница. Так было, и всё.
К Жене на подоконник прилетал голубь. Он садился со стороны закрытой оконной рамы и смотрел на Женю круглым глазом с оранжевым ободком. Потом он поворачивал голову и так же, не мигая, смотрел на улицу. Он мог так сидеть полчаса, час и два. Потом Женя отвлекалась, а когда снова выглядывала в окно, голубя уже не было. На следующий день он снова прилетал — Жене казалось, что это один и тот же голубь. Женя стала класть ему на подоконник кусочки печенья, и голубь иногда их клевал.
Ещё Женя читала книжки. По несколько штук сразу. Она могла начать читать одну книжку, а после с удивлением заставала себя за чтением другой. Как книги менялись местами, Женя не замечала. О чём в них написано — было абсолютно неважно.
Проходили дни, один за другим, — как звуковые волны, они склеивались в долгий звук, словно альтист замахнулся смычком и взял невысокую ноту, которая тянулась и тянулась. Внутри этого звучания Женя жила, словно плыла по реке.
Однажды Артём всё-таки позвонил. Голос его был весёлым, он рассказал смешной случай, ка кую-то служебную байку. Женя улыбалась. Ей нечего было рассказать в ответ: не говорить же Артёму про смычок, про реку, про книги, про голубя. Про то, как она ждала звонка. Когда Женя услышала голос Артёма, ей стало ясно, что больше-то в её жизни на самом деле ничего и не было: только, пожалуй, это ожидание.
— Так ты сейчас дома одна? Вот это я удачно позвонил! Может, мне тогда приехать? Приютишь на ночь одинокого странника?
Не на ночь, подумала Женя. Останься, на день, на неделю, на сто лет. Вдруг всё получится. Ты будешь утром спать, я побегу на работу. Ты проснёшься, а на столе тарелка с бутербродами. Ты вернёшься вечером — а у меня картошка жарится. С луком. Шипит на сковородке. И дом пахнет домом.
На книжных полках скопилась пыль. Женя смахнула её влажной тряпкой. В квартире вовсе не грязно, но подмести не помешает, подумала Женя и прошлась по дому с веником. Вот, теперь хорошо! Может, выбежать на улицу и купить бутылку вина? Отличная мысль, здесь недалеко. Женя пулей вылетела из квартиры, пробежка от дома до супермаркета и обратно заняла всего тринадцать минут. Красное сухое, Испания.
Что ещё? Да, конечно. В ванну. Ещё есть время. Вымыть голову, уложить волосы. И будет совсем замечательно.
И снова зазвонил телефон.
— Женькин? А это снова я. Ты знаешь, тут такая история. Мне позвонила Настя. Она порезала палец. Да, глубоко. Может, даже сухожилия повреждены, хотя палец двигается. Но мне неспокойно. Наверное, мы поедем сейчас в травмпункт. Я сегодня не приеду, давай перенесем всё на послезавтра. Договорились? Нет, Настя не одна, её мама рядом с ней, и бабушка, но я ведь врач, а там мало ли что… В общем, я тебе потом позвоню. Целую!
Трубка отрывисто загудела. Потом Женя долго и скрупулёзно вытиралась мягким махровым полотенцем. Медленно завернулась в него. Пошла на кухню, зачем-то ввинтила в пробку испанской бутылки штопор. Помедлила и поставила бутылку вместе с торчащим штопором обратно на полку. Налила себе чаю, прошла в комнату и включила телевизор. По телевизору шёл футбол. Одна команда на поле теснила другую. Одни футболисты были в жёлтых майках, другие в белых. Женя смотрела и не знала, за кого она болеет.
На улице шёл дождь.
Шестнадцатое июня
За прошедший день ничего особенного в моей жизни не произошло.
Это могла бы быть фраза из дневника, который я никак не могу начать вести. Такой совет дал мне Федякин, преподаватель по современной русской литературе. Мы его еще называли Серофед, потому что у него такой ник на мейле. Так вот, Серофед, полистав мои стихи, сказал, что у меня вполне могла бы получиться вменяемая проза. И лучше якобы начать с дневников.
Но вести дневник мне лень и неохота. Потому что я знаю точно, что ничего толкового из этого не выйдет. Только умножение суеты. 17:00 — Пришла с работы, 17:10 — валялась на диване, читай: спала. 19:00 — Поехала в автосервис. И так дальше, и всё одно и то же. Да, и ещё где-то между сегодня и вчера я ещё повесила в Сети рассказик.
Рассказы, кстати, писать куда интереснее, чем дневники. Сегодня написалось о том, как одинокая женщина проводит лето в пустой квартире и длинный месяц июнь превращается в бесцветное тягучее ожидание приезда любимого человека. Ничего особенного, но такой текст всё-таки был честнее, чем дневниковая болтовня. Потому что я понимаю, как глупо будет, если я напишу в ежедневнике не «в машине сдохли стойки», а, например, «Попробуйте Шекспира взять себе в постоянные советчики»… или «Людей покоряет не зло, а добро». Меня глубоко тревожит и Шекспир, и добро. Но настоящий дневник — и настоящая моя жизнь сейчас — именно об автосервисе, а не о Шекспире.
