Г. Франкен тут же отправил запрос в Брюссель, а в конце января выехал в Гаагу к испанскому послу Антонио де Брюну с письмом от Кристины, в котором она информировала правительство Испанских Нидерландов о своём интересе к католической вере и желании обсудить этот вопрос с представителем Леопольда Вильгельма. Таким образом, королева Швеции посвятила в свою сокровенную тайну ещё одну католическую «инстанцию» — теперь уже испанскую. Одновременно Кристина обратилась к бургомистру и магистрату Антверпена с предложением начать торговлю со Швецией через реку Шельда.
Последнее предложение, сделанное Кристиной без согласования со своими министрами, практически за их спиной, ставило всю внешнюю политику Швеции с ног на голову. По Мюнстерскому договору Нидерландов с Испанией устье Шельды было закрыто, чтобы Антверпен не мог конкурировать с Амстердамом. Открытие Шельды для торговли наносило Гааге, союзнице Швеции, непоправимый экономический ущерб. Королева пошла на такой шаг сознательно, руководствуясь исключительно личными интересами, чтобы произвести впечатление на Мадрид и в лице короля Филиппа обеспечить себе на будущее гаранта своей безопасности.
Посол Антонио де Брюн попытался узнать у Франкена некоторые детали дела, но иезуит говорил лишь о своём — о спасении души шведской королевы, а такие «мелочи», как повороты в большой европейской политике, его нисколько не интересовали. Тем не менее А. де Брюн, вне себя от радости, проинформировал короля и проконсультировался с бургомистром Антверпена. За первое он получил благодарность, а за второе — нагоняй: дело было настолько важное и секретное, что посвящать в него какого-то бургомистра было неразумно.
Наместник короля Филиппа IV в Испанских Нидерландах Леопольд Вильгельм Австрийский лишь в апреле 1652 года получил возможность трезво поразмыслить над посланием королевы Швеции городу Антверпену. С одной стороны, открытие Шельды для торговли со шведами было, несомненно, очень выгодным предприятием, но как быть с Мюнстерским договором? И вообще: не было ли в намерениях Кристины желания столкнуть Испанию с Голландией по наущению Франции? В честности иезуита Франкена сомневаться не приходилось, но не сделали ли его пешкой в какой-то сложной игре? Было решено, что магистрат Антверпена ответа Кристине посылать не будет и что в Стокгольм следовало отправить опытного человека, который должен будет разобраться во всём на месте и доложить королю своё мнение.
Между тем в Брюсселе быстро нашли специалиста по математике — им оказался учёный-иезуит Филипп Нутиус, отобранный провинциалом (главой местного ордена) Энгельграве. Но прежде чем отправить его с заданием в Стокгольм, Энгельграве счёл за лучшее поставить в известность Рим. В феврале 1652 года Нутиус, вероятно не дождавшись ответа из Рима, всё-таки тронулся в путь и 1 апреля добрался до Стокгольма. К своему сожалению, он обнаружил, что генерал ордена иезуитов Пикколомини уже принял меры по удовлетворению обращения Кристины и готовился направить к ней своих экспертов. Брюссель притормозил.
В мае 1652 года Франкен вернулся в Стокгольм и привёз с собой уведомление о том, что в Стокгольм собирается выехать испанский посол генерал Эстеван де Камарра, который и должен будет дать ответ на письмо Кристины. С Франкеном в шведскую столицу прибыл ещё один иезуит — Юбер Ланглуа, закамуфлированный под сотрудника французского посольства в Гааге месье де Сен-Юбера.
Стокгольм теперь кишмя кишел иезуитами. Три ветви иезуитского ордена — итальянская, испанская и французская — самостоятельно работали над обращением королевы Кристины. (Напомним читателю, что всё это происходило одновременно с изнурительным противостоянием королевы Государственному совету по вопросу своего замужества и определения наследника шведского престола.)
Глава девятая
ПЕРВЫЙ ПРИСТУП
В области политики угрожать, не наступая — обнаружить своё бессилие.
А. де Ламартин Коронационные праздники закончились лишь к 15 января нового, 1651 года. Все участники уехали из столицы, дворец опустел, и Кристина осталась в нём почти одна, если не считать одного слуги и придворного Экеблада. По всей видимости, королева ожидала от них такого же уровня «обслуживания», как от полного состава двора, что дало изнеженному тайному «летописцу» двора Экебладу повод для жалоб. Он, видите ли, чуть руку не вывихнул, таская тяжёлые тарелки с едой из кухни и обратно, не мог держать пера в руке и отказался от занятий теннисом, ибо «дворцовые лестницы предоставили достаточно возможностей для физических упражнений».
В апреле 1651 года Кристина сообщила фавориту Делагарди о своём решении отречься от трона. Фаворит затрепетал: с уходом королевы он мог потерять всё, мир рушился, и он стал умолять Кристину не делать этого. Но что такое был граф Магнус по сравнению со всей системой власти — Государственным советом, риксдагом, двором, которые не могли устоять под её напором? Кристина без труда отмела все его доводы и приказала ему сослужить ей последнюю службу.
В первую очередь ей нужно было убедить в целесообразности и необходимости такого шага наследника трона — Карла Густава и всё пфальцское семейство. Под видом ознакомительной поездки по стране она намеревалась посетить кузена в его замке на Эланде, а заодно и посмотреть, насколько острова Эланд и Готланд могли пригодиться ей для проживания после отказа от престола. Однако возникшие внешнеполитические обстоятельства (Испания!) заставили её изменить свои намерения. Тогда она попросила графа Магнуса Делагарди написать Карлу Густаву письмо и вызвать его на встречу в Упсалу. С Упсалой у наследника были связаны дурные воспоминания: там он однажды хорошенько покутил и получил за это нагоняй от Кристины. Нет, в Упсалу ему ехать не хотелось.
Делагарди также сообщил наследнику, что в мае приедет в замок Грипсхольм, владение Карла Густава, чтобы по поручению королевы поговорить с ним о «важных делах». 9 или 10 мая он встретился с кронпринцем в Грипсхольме и сообщил ему о тайном плане Кристины. После этого они выехали к Юхану Казимиру в его родовой замок Стегеборг и рассказали ему обо всём. Отец и сын, обсудив ситуацию, пришли к решению занять по отношению к плану Кристины негативную позицию. Они, конечно, не собирались отказываться от предоставлявшейся возможности взойти на трон — они просто хотели снять с себя подозрения в том, что именно они были инициаторами этого сумасшедшего плана. Кронпринц написал письмо Ю. Маттиэ и попросил его употребить всё своё влияние, чтобы отговорить Кристину от пагубного намерения оставить престол. Он всё ещё надеялся решить проблему женитьбой на кузине.
Кристина в это время была по уши занята внешней политикой, тайными переговорами с Мачедо и переездом матери в Нючёпинг. Она собиралась сопроводить Марию Элеонору, но обстоятельства не позволили ей это сделать. Она осталась в Стокгольме и держала Карла Густава «на привязи» в Грипсхольме, не давая ему вернуться на Эланд. В конце мая — начале июня 1651 года Кристина наконец вызвала его в Нючёпинг. Поскольку приезд королевы затягивался, Карл Густав поехал в Стегеборг, чтобы ещё раз обсудить ситуацию с отцом. В Стегеборге он узнал, что королева приглашала его приехать в Стокгольм и принять участие в похоронах фельдмаршала Торстенссона. Карл Густав снова проявил строптивость и решил, как бы ни складывались события, уехать на Эланд. Болтаться без дела при дворе ему было неинтересно, и потому он отправил на Эланд и свиту, и багаж, а сам временно поселился у брата Адольфа Юхана в Боргхольме.
