– Сможете. Или веры не хватает?
– Веры? – повысил голос гость. – Дело не в вере. Надо быть честными с самими собой, мастер-сержант.
От наигранной веселости Ричардса не осталось и следа.
– Ты не забыл, что случилось с Оппенгеймером?[36] – осведомился он.
– Не забыл, – после недолгой паузы ответил Пол, и легкий холодок пробежал по спине.
Джулиус Роберт Оппенгеймер был одним из выдающихся физиков, задействованных в Манхэттенском проекте, а через шесть лет ему отказали в доступе к секретным материалам. Пол тогда еще работал на нефтебазе, но разговоры слышал. Выдвигались разнообразные версии, почему суд применил столь суровое наказание: политические разногласия, симпатии к коммунистам, личные трения. Пол об этом ничего, в сущности, не знал, но прекрасно осознавал, что отказ в доступе к секретным материалам – унизительное оскорбление. Даже у него, заурядного оператора, более высокий уровень доступа, нежели у великого ученого.
Пол догадался, на что намекает Ричардс, но не собирался заглатывать наживку.
– К счастью, я не Оппенгеймер, – тихо произнес он и отвернулся.
– Но ты можешь им стать, – пообещал мастер-сержант, и это было не пустой угрозой.
Он еще раз отхлебнул из стакана.
– Просто живи своей жизнью, – неожиданно по-приятельски посоветовал Ричардс. – Не волнуйся ты так. Просто живи.
– Жить, как ты? – вспыхнул Пол, ощущая, как у него все сильнее бьется сердце. – Жить, наплевав на всех и вся?
Ричардс дернулся, ощутив себя глубоко оскорбленным.
– О чем ты?
– Ты знаешь, о чем.
Запало молчание. Пол слышал, как в соседней комнате хлопочет по хозяйству миссис Ричардс.
– Так не годится, – процедил сквозь зубы мастер-сержант.
– Просто живи. Я видел вчера вечером, как ты просто живешь, – прошипел Пол. – Ты мог убить ту девчонку. А теперь мы все несемся, привязанные к крыше твоей тачки…
– Ты часом не поэт? – съязвил Ричардс. – Иногда мужчины делают то, что делают, но потом не треплются об этом почем зря.
– Мне осточертело наблюдать, что ты вытворяешь. Ты ежедневно ставишь жизнь людей под угрозу, игнорируешь проблемы с реактором, лишь бы выслужиться.
– Реактор абсолютно безопасен.
– Как ты вообще можешь такое говорить? Мы чиним его… не знаю, латаем, как старый диван, а это ядерный реактор! Если что-то пойдет не так, погибнут люди. А как насчет наших семей, твоей семьи? Ты хочешь, чтобы они находились в пятидесяти милях от взорвавшегося реактора? Ветер преодолеет эти пятьдесят миль в мгновение ока.
Ричардс скептически хмыкнул:
– Ты ведешь себя как истеричная баба. Послушай себя со стороны.
Сержант был непробиваем. Пол заставил себя притормозить и попробовал воспользоваться другой тактикой:
– Может, стоит обратиться к Харбо и другим инженерам? Сказать им, что если ничего не менять…
– Ступай, поговори с Харбо, – развел руками Ричардс. – Уверен, ему ужасно понравится. Человек умирает. У него работа, которая гарантирует безбедное существование его семье, и он будет просто счастлив начать большие разборки, когда на дворе сумерки жизни.
– Разве ты не понимаешь, что пора уже в открытую говорить о том, что происходит?
– Блестящая мысль! Мы начнем говорить, а кто знает, чем мы закончим? Я знаю многих, кому будет интересно послушать забавные истории. Твоя жена, например. Думаю, ей очень понравится рассказ о вчерашнем веселье и о том, как ты провел время на балконе наедине с…
Хозяин дома замолчал и многозначительно пожал плечами. Наступила тишина. У Пола свело живот.
– Я поехал туда только потому, что тебе нужен был кто-то за рулем. Я хотел домой.
– Очень трогательная история.
Пол изо всех сил пытался контролировать эмоции.
– Я должен знать, что ты собираешься делать по поводу реактора.
– Хочешь знать, что я собираюсь делать? – Голос Ричардса задрожал от «праведного» гнева. – Я отвезу туда твою жену и трахну ее, разложив сверху! Вот что я сделаю! Вот что я называю жить своей…
Пол не задумываясь сжал правую руку в кулак и с размаху врезал сержанту в челюсть.
Сознание окутал красный туман. В доли секунды, когда он замахивался, Пол в глубине души осознавал, что его поступок может ему дорого стоить, но в то мгновение он почувствовал воодушевление и странный восторг. Костяшки пальцев хрустнули, Пол завыл от боли.
Ричардс комично перелетел через диван, красиво расплескав в полете содержимое стакана. С минуту он лежал на ковре, как распластавшийся тушканчик, затем оперся на локоть и приподнялся, матерясь и прикрывая лицо. Сквозь пальцы текли розовые слюни.
В комнату с криком вбежала миссис Ричардс. В глубине дома заплакал ребенок.
– Извините, мэм, – сказал Пол, пятясь к двери.
Ричардс, пошатываясь, поднялся на ноги. На лице отпечатался ярко-красный след.
– Ты трус. Ты жалкий, гнусный, несчастный трус…
Слова, изрыгаемые Ричардсом, сливались в один неясный поток, ибо рот плохо слушался. Его гнусавый смех был подобен звуку двигателя, который никак не хочет заводиться.
Джинни принялась промокать фартуком разлитое на ковре спиртное. Муж злобно взглянул на нее, и она прекратила. Пол не знал, что сказать. Пытаясь унять нервную дрожь, он поплелся к выходу.
– Не вздумай прикасаться к моей машине! – прохрипел вдогонку Ричардс.
Купе-кабриолет купался в лучах заката и казался слепленным из апельсинового шербета. Пол развернулся и харкнул, целясь в дверцу со стороны водителя. Плевок попал на кремового цвета краску и сполз вниз, как птичье дерьмо. Ричардс, наблюдавший за происходящим с порога, побагровел. Пол сел в свой автомобиль и тронулся с места, правда, рулить пришлось одной левой, поскольку правая рука невероятно болела.
Пол добрался до своего дома и с минуту сидел в машине, уставившись на опухшую руку, которая к тому же покрылась мелкими, как зернышки клубники, пятнышками. Пальцы двигались, но с трудом. Кожа саднила.
С заднего двора доносились визг и крики Саманты и Лидди. Скорее всего, они играют со шлангом. Нэт разрешила девочкам превратить половину лужайки в некое подобие бассейна, и они с азартом таскали детские ведерки, наполняя их вязкими комками грязи вперемешку с листьями и травой. Даже в прохладные дни детишки играли во дворе в маечках и трусиках, а Нэт, прежде чем впустить дочерей в дом, обливала их из шланга. Пол пытался убедить жену, что так никто не делает – во всяком случае, на их улице, – но Нэт утверждала, что ничего дурного в этом не видит. Плевать, что подумают люди, если девочкам нравится игра. Пусть веселятся. Они еще маленькие. Пол уже привык, что, вернувшись с работы, обнаруживает во дворе маленьких перепачканных «работников свинофермы». Так случилось и в этот раз.
