— Здравствуйте! — У Даши стекают по лицу вода и волосы. Снова дождь заливает Москву. — Увидела свет, значит, не спите.
Слава богу, пришла. Её сочинение, разговор с Шурой, её не дающиеся мне глаза…
— Заходи скорее, обсохнешь, чаю попьём, — тороплюсь показать Даше, как я ждала её. Но Даша не отвечает, лицо у неё отстранённое. — Заходи скорее, я давно жду тебя, нужно поговорить.
Она же вдруг побежала вниз по лестнице, через две ступеньки.
Внизу хлопнула дверь.
Глава втораяУроки пролетели как никогда быстро.
С Дашей поговорить не успела. И хорошо. Я не готова к разговору.
В одном из классов снова набрала тетрадей, итак не захотелось тащить их домой, что я пристроилась проверять их в школе. Едва уговорила ребят не ждать меня.
Тишина после шума была оглушительной, класс слишком пустым, сочинения слишком длинными. Лекция удалась! Не размагнитила, не рассыпала ребят.
И то, что неожиданно, слишком рано, выпал снег, пристыв морозцем, — не беда!
Я ходила по классу, от доски к стене, от стены к доске, туда-обратно. Через ступни вытекала усталость. Так старалась, чтобы ребята поняли: главным в их жизни должно стать творчество, они должны задуматься над выбором профессии. Конечно, ни о чём таком я не говорила, но ясно подразумевалось: без чёткой цели, без творчества, без духовности, без тяжкого труда, ведущего к достижению цели, жизнь неинтересна, бессмысленна, обречена на прозябание.
Чуть не вприпрыжку иду по классу, от доски к стене, от стены к доске.
Распахнулась дверь. Даша! От неожиданности я нагнулась — будто за бумажкой, заворчала:
— Не могут подмести по-человечески.
Даша всю лекцию просидела не поднимая глаз: наверное, понимала: я говорила для неё, её утешала.
Иду к ней улыбаясь и вдруг вижу — она смотрит на меня вызывающе-дерзко и беспомощно. Делаю вид, что не замечаю. Говорю:
— Здравствуй, Дашенька! — И тянусь к ней — погладить по голове.
Неожиданно Даша уткнулась в меня, забормотала:
— Ему не нужна. Шурке не нужна, она врёт, что нужна, ей сейчас никто не нужен. Фёдору не нужна. И вам не нужна — таких, как я, у вас навалом. Тупик.
Обнимаю её за тощие плечи.
— Ты же сама написала, так хорошо написала.
— Ерунду написала, — перебила она меня. Вырвалась из моих рук, отступила на шаг и снова смотрит дерзко. — Какая любовь? Кому она нужна? Это я по инерции после лета. Летом-то раскисла. Здорово у вас получается: люди гибнут, а настоящее творчество расцветает. Но кто измерил, какое творчество настоящее, какое нет? У графоманов тоже творчество, разве нет? Красивые лозунги: «Отдавай себя творчеству», «Отдавай себя людям». А сама я кому-нибудь нужна? Лишняя. Ну почему вы молчите? Сделайте что-нибудь со мной. — Она пошла к выходу и… вернулась. — Раньше была только моя власть над жизнью и над самой собой. Теперь завишу от всех вас. Я себя теряю, — сказала она. — Или люби, или твори. Мне надо мой проект довести до ума, вычертить, а у меня — Шурочка на проводе, с обидами и страданиями, а у меня — душещипательные беседы с Ириной, да с Костей в кино гуляю, и в голове туман к тому же. Красиво, да? Не может быть творчества, когда… — Она прервала себя. — Вы хорошо знаете жизнь? Зачем Шура жилы из меня тянет? — резко спросила и замолчала. Смотрела на меня так, точно только от меня зависело её будущее, и мне стало не по себе.
— Подожди, давай разберёмся. Ты всё перепутала. — Заговорила и замолчала. Что же я так беспомощна — на могу помочь Даше?! Вместе с тем я эгоистично пыталась удержать в себе остатки моей радости. Заставила себя заговорить: — Правая рука у тебя сильнее, чем левая. Это не значит, что ты раз и навсегда должна выбрать что-то одно: работать только правой рукой. Творчество и любовь к людям — две стороны жизни, и, казалось бы, надо стараться делать так, чтобы одно помогало другому, а не искать противоречий…
В класс вошёл Глеб — мы даже не заметили, как раскрылась дверь.
— Мне нужно поговорить.
Шесть часов лекций в трёх десятых классах, без передышки, необходимо срочно проверять тетради, и ещё завтра Блок, к нему готовиться надо! Не хочу никаких психологических упражнений. Дашина боль внезапно отпустила меня. Почему я не удрала сразу после занятий домой?
В раскрытой двери пустел коридор. Ранние сумерки сделали школу серой. Серым показалось мне и лицо Даши, когда мимо неё, не замечая, проходил Глеб. Что же с нами случилось? Мы совсем другие, чем были когда-то, чем в конце Торопы… Может, виноват город? В самом деле, город имеет над людьми жестокую власть. Пахнет асфальтом и бензином. Земля пахла травой, мхом, свежестью. Мы здесь потеряли обоняние, зрение. На земле родится оленёнок, поднимается на неуверенные ножки и верит материнским шагам.
— Плачет и плачет. — Глеб бросил портфель на пол, щурясь, растерянно смотрел на меня. — А я что могу? Она ничего не объясняет. Что случилось с нами? Почему всем плохо?
Я присела к столу.
— Поплачет и перестанет. Иногда очень хорошо поплакать, мозги прочищает. Плачет — значит думает. Думать полезно. А вообще надо просто жить: лепить снежки, делать уроки, выбирать профессию, помогать дома, работать.
— Раньше я именно так и жил, как вы говорите, — перебил меня Глеб, — делал уроки, читал книги, помогал дома. Раньше всё было просто: я мало задумывался, хотя много читал. Попал в ваш класс, и вы стали учить меня анализировать, сопоставлять, докапываться до сути каждого человека и каждого явления. Вот я и анализирую. До того дошёл, что ложку с супом не могу поднести ко рту спокойно, всё думаю, какой смысл в этой ложке? Безоглядно любить друг друга и анализировать жизнь и думать — вещи несоединимые. Жизнь стала сложной. То, что я понимал раньше, теперь не понимаю, то, что знал, теперь не знаю. Совсем запутался. — Он оглянулся на Дашу. — Ты мне нисколько не мешаешь, — сказал торопливо.
Странно: впервые они с Дашей вот так оказались вместе, с одними и теми же вопросами.
— Это просто болезнь роста, Глеб. Всё встанет на свои места. Ни я, никто другой тебе не помогут. И ты, и Даша, и Шура только сами можете научиться жить. Ты прав. Любят, помогают друг другу бездумно. Анализировать — значит не жить, а умствовать. Вот я… я, наверное, каждую минуту живу, С прекрасными книгами. Для вас… делаю всё, что могу, чтобы вам стало жить интересно… Ты уроки сделал на завтра?
Глеб ошалело уставился на меня:
— При чём тут «уроки»? Не надо так, я ведь серьёзно, я должен понять… что-то случилось после лета, а что — не пойму. И вообще… я не знаю, зачем живу; если умру, в общем, сравнительно скоро. Ответ на любой мой вопрос влечёт за собой целую цепь новых вопросов, и от самого малозначительного мы всё равно придём к одной и той же точке пересечения: зачем живём? От понимания смысла нашего существования зависит и то, каким мне быть… — Глеб оглянулся на Дашу, быстро вздохнул и продолжал: — Сегодня вы говорили о творчестве… Казалось бы, сама жизнь декадентов и есть творчество, творчество ради творчества. Однако были они сами счастливы и сделали кого-нибудь счастливыми — это вопрос. История смела их и вместе с ними большую часть их «творчества». Но, допустим, и впрямь творчество. А что делать мне, например, если я не способен к нему?
