Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
Неприятно было в сотый раз припоминать этапы поражения, но Знаев был уверен в своей правоте и мог доказывать её любому и каждому снова и снова.
– Эту идею, – сказал он, – надо было развивать в другую сторону. Военно-патриотическая тема – это не топоры и валенки, а система ГЛОНАСС и крылатые ракеты «Калибр». Вот наш para bellum.
«Спортсмен» смотрел с интересом и слушал внимательно.
– Мне надо было не сахар в мешках продавать, – продолжал Знаев, – а гражданское стрелковое оружие. Или, например, купить самолёт и открыть школу пилотов… Потому что это тоже – para bellum! Любой боксёрский клуб – это para bellum! И курсы для хлебопёков – para bellum. Всё, что делает тебя самостоятельным, независимым от политики, любой, внешней и внутренней, – para bellum. Любое практическое знание – это para bellum.
– Так назывался немецкий пистолет, – заметил «спортсмен».
– Знаю, – ответил Знаев с сожалением. – Табельное оружие офицеров Третьего Рейха. Конечно, мне не надо было использовать такое название. Вешать вывеску со словом «война» – это была ошибка… Надо было поискать что-то другое… В том же стиле… Типа – «Щит и меч». Или «Наш бронепоезд»… Мне говорили, но я не слушал…
– Почему?
– Хороший вопрос, – пробормотал Знаев. – Я думал, я умней всех.
«Спортсмен» улыбнулся вдруг.
– Женя сказал, что вы очень умный.
Знаев пожал плечами.
– Умники тоже ошибаются.
– Я вот, – сказал «спортсмен», – сильно умным себя не назову. Но зато умею считать. Вы были должны три миллиона. Если вы отдадите триста тысяч, это будет очень выгодно.
– Не отдам, – ответил Знаев. – У меня нет. Хотите – пытайте утюгом.
– Зачем утюг? – возразил «спортсмен» с недоумением. – О чём вы? Щадящие методы гораздо эффективнее. Допустим, человеку ограничивают выезд. Задолжал по суду – границу не пересечёшь. Поверьте, для большинства этого достаточно. Как только человек понимает, что не сможет поехать в другую страну, – тут же находит деньги и бежит договариваться…
– Понятно, – сказал Знаев. – Вы, наверное, работаете только с крупной клиентурой.
– Конечно, – веско ответил «спортсмен». – Вы – крупный клиент. С вами я работаю индивидуально. И у меня есть индивидуальное предложение. Мы можем всё провернуть уже сегодня.
– Отлично, – сказал Знаев. – Я готов ко всему, кроме детоубийства и скотоложества.
– Надо будет поехать в другое место, – сказал «спортсмен». – Тут недалеко.
– Нет, Пётр, – спокойно ответил Знаев. – Я никуда с вами не поеду.
– А со мной и не надо, – мирно сказал «спортсмен». – Езжайте один. Возьмите такси. Время позднее, Москва – пустая; за пять минут доберётесь. Там ночной клуб. И вас уже ждут.
Знаев изумился.
– Меня прямо сейчас ждут в каком-то клубе?
– Да. Очень солидные люди. Американцы. Ребята из Нью-Йорка. Сказали, ждут душевно.
– Ждут душевно? – уточнил Знаев.
– Да. Интересуются вашими телогрейками.
– Телогрейками, – сказал Знаев. – Ага! Телогрейками.
Боль обожгла его пылающим кнутом.
– Твою мать! – зарычал он, мотая головой. – Твою мать!
И проскрежетал, от бессильной ярости, несколько грязных слов.
«Спортсмен» напрягся.
– Не обращайте внимания, – процедил Знаев, поспешно отворачиваясь и обливаясь слезами боли. – Воспаление лицевого нерва.
– Здоровье надо беречь, – вежливо посоветовал «спортсмен».
Сказано было с дежурным равнодушием; Знаев разозлился.
– Хули ты в этом понимаешь, – грубо сказал он, защищая ладонью горячую мокрую щёку. – Ты вон какой здоровый. Спортсмен?
– Мастер спорта по самбо.
Знаев кивнул покровительственно.
– Я тоже спортсмен, – сказал он. – Но, к сожалению, не мастер. Что ты говорил про телогрейки?
– Вам лучше поговорить самому. Это недолго. Я подожду здесь.
– Чёрт с тобой, – сказал Знаев. – Но учти, я позвоню своему адвокату. Если не вернусь через час – ты первый попадёшь под раздачу.
«Спортсмен» улыбнулся с достоинством; видимо, угрозы на него не действовали.
Впрочем, на Знаева – тоже.
25
Место, где его «душевно ждали», оказалось древней бездействующей фабрикой близ щербатой набережной Тараса Шевченко. Копчёные стены и арочные своды красного кирпича нависали инфернально.
Однако, обернувшись, можно было увидеть на противоположном берегу вздыбленные в зенит, тесно прижатые друг к другу башни «Москва-Сити» – и догадаться, что у заплесневелых фабричных корпусов есть умные хозяева, что заброшенность – мнимая, что фабрика работает.
Повсюду горели энергосберегающие лампы, подсвечивая исцарапанные стены и указатели: студия «Арт-винтаж» – прямо, галерея художественного акционизма – налево по лестнице, а студия боди-арта – направо. Не курить, не сорить. Убитая, поруганная внешне фабрика изнутри предстала обиталищем богемы. Правда, пока всё пребывало в стадии реконструкции, из разбитых стен торчали кривые арматурины, тут и там полиэтиленовые простыни закрывали кучи бурого мусора; общая энергетика живо напомнила Знаеву его собственную стройку, коридоры его магазина, столь же остро пахнущие сырым цементом.
«Все что-то создают, – подумал Знаев, – или переделывают, как и я! Значит, история продолжается. Ещё повоюем».
Двухметровый, мягко ступающий охранник со скульптурным мускулистым задом провёл Знаева по ободранным лестницам и разорённым коридорам, пока за железной дверью не открылось тёмное, фиолетово-шоколадное, неясных размеров пространство с расставленными тут и там колоссальными диванами, с сильным запахом духов и карамельного кальянного дыма. Негромкий солидный бит заполнял зал, звуки падали свободно, как дождевые капли.
На диванах сидели атлетически сложенные, превосходно одетые мужчины.
Это был гей-клуб.
Охранник жестом предложил гостю продвинуться в глубины заведения.
Пока шли, музыка проникла в Знаева и наполнила интимными рефлексиями.
«Вот это аппарат! – восхищённо подумал он. – Усилители, колонки, провода идеального качества. Настоящий хай-энд. Я полжизни занимался музыкой, но никогда не слышал такого дорогостоящего звука. Техника стоит больше, чем весь мой магазин. В свои двадцать лет я бы душу дьяволу продал за такой звук».
С дивана навстречу ему поднялись три огромных педераста, бритые наголо, с широкими и жирными лицами; у двоих в ушах полыхали бриллианты, третий был намазан автозагаром. Из них один был крупней и шире в бёдрах; он инициативно зашевелился, взглядом подозвал официанта и поправил браслетки, обильно обвивающие его толстые безволосые запястья. Видимо, альфа-педераст, лидер, другие двое – свита, предположил Знаев, пока кто-то ловкий нежно совал ему меню, напечатанное, по хипстерской моде, на коричневой обёрточной бумаге.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
