– Довольно мила, – признала леди Букхейвен. – Если, конечно, это естественный цвет ее волос. У ее матери они, во всяком случае, крашеные.
Китти неприятно было, что натуральность цвета волос мисс Броти поставили под сомнение. Она уже готова была выступить в защиту девушки, когда продавщица за прилавком осведомилась, что леди желает приобрести. Мать и дочь Броти были оставлены в покое, и разговор принял новый оборот: какой муслин следует выбрать – узорчатый или в клеточку?
Ко времени, когда ландонет остановился у дома на Беркли-сквер, обе леди чувствовали себя довольно уставшими, хотя гора свертков и картонных коробок, лежавшая перед ними на свободном месте, свидетельствовала, что их усилия не напрасны. Лакей отнес все покупки в дом, и если дворецкий Скелтон, человек весьма строгого вида, и был удивлен, завидев шляпные картонки, на которых значились названия далеко не самых шикарных столичных магазинов, то он был слишком вышколен, чтобы чем-то выказать свое изумление.
Особняк Букхейвенов на Беркли-сквер представлял собой весьма величественное здание, обставленное как старинной мебелью, так и предметами, изготовленными новомодными мебельщиками. Мэгги не удалось убедить своего супруга расстаться с громоздкими столами и креслами, которыми меблировали родовое гнездо его предки.
Леди Букхейвен провела гостью в весьма уютную спальню, где за красивой решеткой модного камина весело потрескивал огонь. Перед ним, обещая долгожданный отдых, стоял диван. Слуги уже выложили вещи мисс Чаринг из ее дорожных чемоданов, так что домашнее платье заблаговременно ожидало хозяйку. Мэгги посоветовала гостье прилечь на часок, сказав, что можно позвонить в колокольчик, если ей что-нибудь понадобится. После этого леди Букхейвен удалилась в свои покои, предварительно сообщив Китти, что и сама собирается вздремнуть в соответствии с рекомендацией ее доктора.
Вспомнив об интересном положении Мэгги, Китти искренне понадеялась на то, что сегодняшняя утомительная поездка за покупками не сказалась на ее здоровье. Она и сама чувствовала себя крайне измотанной, поэтому, как только головка Китти коснулась диванной подушки, девушка тотчас же уснула.
Проснулась мисс Чаринг в темной комнате, единственным источником света в которой были тлеющие в камине угли. Девушка поднялась с дивана, соображая, сколько же она вот так проспала.
В дверь постучали, и в комнату осторожно вошла хозяйка дома.
– Вы не потребовали свечи, и я решила проверить, как вы себя чувствуете, – вполне отдохнувшим голосом возвестила Мэгги. – Вы, значит, уснули? Извините… Прошу прощения, Китти, но не могли бы вы пройти ко мне в будуар? Мэллоу уже там. Мы перебираем вещи, которые я никогда не носила. Если они подойдут вам, то я была бы весьма признательна… Надеюсь, вы на меня не рассердитесь за это предложение. Мы вскоре породнимся, поэтому глупо церемониться. Пойдемте!
В ответ Китти смогла лишь сказать тривиальное «спасибо». Девушку весьма порадовало то обстоятельство, что в темноте леди Букхейвен не видит краску стыда, залившую ее лицо. Мисс Чаринг скорее предпочла бы наткнуться на ледяное равнодушие семьи «жениха», чем постоянно чувствовать вину из-за доброты ее членов. Вот только многочисленные осложнения, связанные с запоздалым раскаянием, весьма сильно пугали Китти. Она задержалась в комнате ровно настолько, насколько нужно было, чтобы немного успокоиться. Когда краска смущения схлынула с лица, девушка вышла из спальни и, спустившись вслед за Мэгги по недлинной лестнице, прошла в будуар хозяйки особняка. Там она увидела столько очаровательных платьев, что тотчас же забыла о том, что была эдакой самозванкой. Модистка Мэгги, женщина средних лет, работала у Станденов довольно давно. Она была наслышана о характере мистера Пениквика, поэтому не видела ничего странного или достойного презрения в обстоятельствах, в которых оказалась мисс Чаринг.
К немалому удивлению леди Букхейвен, ее модистка с самозабвением принялась обсуждать вопрос, какие платья, шляпки и шали следует извлечь из переполненных гардеробов хозяйки и передать мисс Чаринг. Дело в том, что гоняющаяся за последними веяниями моды Мэгги понятия не имела, что миссис Мэллоу, подстрекаемая ее матушкой леди Леджервуд, уже давно ломает голову над тем, как удержать свою неопытную клиентку от появления в свете в дорогих, модных нарядах, которые, однако, совершенно не украшали ее. Одного взгляда модистки на мисс Чаринг было довольно, чтобы понять: этой темноволосой девушке пойдут зеленый, янтарный и насыщенный красный цвета, к которым леди Букхейвен питала неоправданную слабость. Желая избавить Мэгги от нарядов, появление в которых немедленно обрушило бы на нее поток упреков со стороны леди Леджервуд, миссис Мэллоу предложила перешить некоторые из платьев, если они окажутся не по размеру мисс Чаринг, чья фигура не отличалась худобой, столь высоко ценимой в себе Мэгги.
Мисс Чаринг из вежливости принялась отнекиваться при виде роскошной накидки для вечернего променада, пошитой из темно-вишневого бархата и отделанной атласной шнуровкой, но модистка отвела Китти немного в сторону и прошептала:
– Соглашайтесь, мисс. Миледи… леди Леджервуд будет вам весьма признательна. Мисс Маргарет… леди Букхейвен, хотела я сказать, не следует носить вишневый.
Китти, которая и сама не особо хорошо разбиралась в оттенках цветовой гаммы, была вынуждена признать справедливость слов миссис Мэллоу. Когда девушка вернулась к себе в спальню, чтобы переодеться к ужину, она уже стала счастливой и немного озадаченной обладательницей дорогой накидки удивительной красоты, полупарадного наряда цвета медной зелени, просторного домашнего платья янтарного цвета из атласа и кружев, сиреневого батистового платья с пышными юбками и нескольких эгретов[25] из страусовых перьев, окрашенных в золото и серебро, нескольких шарфиков, ридикюлей и меховых горжеток.
На следующий день личный парикмахер Мэгги прибыл на Беркли-сквер. Несмотря на постоянные вмешательства и противоречивые советы леди Букхейвен и миссис Мэллоу, ему удалось сделать несчастной Китти прическу, удовлетворившую обе стороны. Мисс Чаринг широко открытыми глазами разглядывала свое отражение в зеркале. Она видела незнакомку, красавицу брюнетку с волосами, собранными в пучок на макушке. Несколько завитых прядей в нарочитом беспорядке обрамляли ее лицо.
Поскольку вечер сегодняшнего дня Мэгги намеревалась провести в кругу друзей вне дома, Китти в сопровождении миссис Мэллоу вновь отправилась за покупками. Огромный ущерб был нанесен пятидесятифунтовой ассигнации, которую дал ей Фредди, но Китти утешала себя тем, что деньги потрачены не зря. Вечером она предстала перед Мэгги в ее гостиной в бронзово-зеленом платье, подаренном ей щедрой хозяйкой, и в туфельках из датского атласа. На запястье одной руки качался ридикюль из расшитого шелка. Красивая шаль, подарок леди Леджервуд, была накинута на плечи девушки. Убранство дополняли топазовый гарнитур и скромное жемчужное ожерелье, единственные драгоценности, которые она унаследовала от своей матери-француженки. Мистер Пениквик в последний момент обнаружил существование этих драгоценностей и передал их Китти, умоляя не потерять. Тем самым утром девушка показала их Мэгги. Следствием этого стало то, что, когда вечером ее жених пришел на Беркли-сквер поужинать с двумя леди, он привез с собой аккуратную коробочку от Джеффри, ювелира его королевского высочества принца-регента. Фредди открыл коробочку, продемонстрировав премилые жемчужные сережки.
