Книга "Сталинский питомец" - Николай Ежов - Марк Янсен

После ареста начальник лефортовской следственной тюрьмы в Москве и его заместитель показали, что Ежов лично участвовал в избиениях подследственных на допросе{481}. Его заместитель Фриновский делал то же самое{482}. Шепилов вспоминает, как после смерти Сталина Хрущев рассказывал коллегам о том, что однажды, зайдя в кабинет Ежова в ЦК, он увидел пятна засохшей крови на полах и обшлагах гимнастерки Ежова. Когда Хрущев спросил, что случилось, Ежов ответил: «Такими пятнами можно гордиться. Это кровь врагов революции»{483}.

Но и в этом отношении Ежов действовал отнюдь не только по собственной воле. В 50-е годы бывший сотрудник НКВД Москвы А.О. Постель пытался оправдать себя, подчеркивая, что указания о «физических методах следствия» прямо исходили «от наркома Ежова и вождя партии Сталина»{484}. Ежов, несомненно, действовал по указаниям Сталина. В одном из таких случаев Сталин приказал Ежову расправиться с подследственным, не дававшим требуемые признания: «Не пора ли нажать на этого господина и заставить рассказать о своих грязных делах? Где он сидит: в тюрьме или гостинице?»{485}. Кроме того, что он подписывал расстрельные списки, подаваемые Ежовым, Сталин иногда давал указания об обращении с некоторыми подследственными; например, в декабре 1937 года написал напротив имени М.И. Баранова «бить, бить!»{486}.

Начиная с лета 1937 года избиения и пытки стали широко применяться с санкции руководства партии, хотя существуют свидетельства, что пытки стали внедрять чуть ли не с начала 1937 года. Например, арестованный в 1953 году по «делу Берии» С.А. Гоглидзе на допросе заявил, что «в начале 1937 года» Берия вернулся из Москвы в Тбилиси (после встречи с Ежовым, как полагал он), собрал в ЦК компартии Грузии руководящих чекистов, включая начальников районных отделов НКВД, и сказал: «Идет борьба с врагами и можно бить если не сознается»{487}. Когда об этом же спросили на допросе Берию, он заявил, что действительно проводил такое совещание с участием 10 грузинских чекистов после приезда из Москвы и полученных там указаний ЦК «об усилении борьбы с троцкистами и правыми» (хотя он не помнил, встречался ли по этому поводу с Ежовым), но бить указаний не давал; об избиениях тут же уточнил, что «это было позже, когда эта система была введена Ежовым»{488}.

То, что пытки начали активно и повсеместно применять с 1937 года, подтверждается самим Сталиным. В январе 1939 года он специальной шифротелеграммой оповестил региональных руководителей партии и НКВД, что «применение физического воздействия [к арестованным] в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)». Согласно Сталину, эта мера применялась «в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний…» Сталин считал это «совершенно правильным и целесообразным методом», который был «загажен» такими «мерзавцами, как Заковский, Литвин, и Успенский», — добавил Сталин после того, как эти высокопоставленные служащие НКВД были арестованы. Они превратили этот метод «из исключения в правило», применяя его к «случайно арестованным честным людям»{489}.[49]Безусловно, они действовали по указаниям Сталина, и с ними, да и с самим Ежовым, расправились, когда нужда в них отпала.

Сталин не делал секрета из своих намерений. По словам Генерального секретаря Коминтерна Георгия Димитрова, 7 ноября 1937 года на торжественном обеде по случаю 20-й годовщины Октябрьской революции Сталин произнес тост, в котором неожиданно похвалил русских царей за то, что они «сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство — до Камчатки», и грозно подытожил, что не пощадит никого, кто попытался бы это государство разрушить: «И мы будем уничтожать каждого такого врага, был [бы] он старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями), покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!»{490}

Деятельность Ежова на посту наркома внутренних дел Сталин одобрял и находил чрезвычайно полезной. На товарищеском ужине для депутатов Верховного Совета СССР 20 января 1938 года он особо отметил его ведомство, провозгласив тост: «За органы бдительности во всесоюзном масштабе, за чекистов, за самых малых и больших. Чекистов у нас имеются десятки тысяч — героев и они ведут свою скромную, полезную работу. За чекистов малых, средних и больших… Я предлагаю тост за всех чекистов и за организатора и главу всех чекистов — товарища Ежова»{491}.