– Места на севере, конечно, привольные, милая, – отпуская жену, сказал я. – Но если венедов разобьют, то нам даже на берегах Студёного моря не спрятаться, достанут. Так что если и бежать, то за океан, но я уверен, что мы удержимся.
– Как скажешь, муж мой. Твоё слово закон, и мы, твоя семья, будем вместе с тобой, хоть здесь, хоть за океаном.
Слышать это было приятно. Однако касаться темы возможного бегства в Винланд не хотелось. Я намеревался до последнего драться с врагами и саму мысль об эмиграции старался гнать от себя прочь. Настрой должен быть таким, что отступать некуда, а иначе – один раз из боя вышел, другой, а потом это превратится в привычку, и всё, конец мне как вождю и воину. Поэтому о заокеанских землях, где Будимир Виславит сейчас ставит крепкий форт, а сопровождающие его экспедицию жрецы наводят мосты дружбы с индейцами-скрэллингами, я вскоре позабыл, повернув разговор на другую тему. Обговорили с Нерейд вопрос организации большого госпиталя и воспитания талантливых знахарей, которых она могла бы контролировать. Затем обсудили цены на продовольствие, которое опять подорожало, и на шведское железо для наших кузниц. А после этого, когда мой желудок уже не мог вмещать в себя всяческие вкусности, с трудом поднявшись из-за стола, направился на обход хозяйства.
Я вышел на крыльцо, и здесь меня уже ожидал главный интендант Рарога старый вояка Гаврила Довмонтов. По привычке я прислушался к его внутренним ощущениям и ничего подозрительного не почувствовал. Киевлянин, как обычно, был спокоен и рад тому, что появился тот, кто решит за него некоторые вопросы и укажет, как ему поступать дальше. Это было хорошо, и после того, как мы поздоровались, я спросил Довмонтова:
– Чего ты меня под дверями караулишь? Что-то случилось?
– Нет. – Гаврила покосился в сторону храма Яровита и качнул головой: – Просто утром на малом шнеккере гость прибыл, и я не знаю, как к нему относиться.
– Кто таков?
– Волхв Яровита из Кореницы, зовут Войдан Лебедян.
– Где Лебедян сейчас?
– Беседует в храме с варогами, которые в походе были.
– Обо мне спрашивал?
– Да. Я сказал, что ты отдыхаешь.
– Ясно. К нему относись как к своему. Но присматривай, мало ли что.
– Понял.
Довмонтов замолчал, а я задумался. Половина дня уже практически позади, но летний день длинный, так что успеть можно многое. И чем же мне сегодня заняться? Дел много, так что начну с самого главного. Сначала взгляну на наёмников, которых ладожские Соколы привезли, и посмотрю, что они за люди. Затем навещу Рудольфа Плитерсдорфа, который вместе с десятком других пленников, тех что попроще, томится в темнице. Потом пообщаюсь с Лебедяном, который наверняка не просто так у меня появился. А ближе к вечеру переговорю с Ореем Рядко и алхимиками. Для следующего похода нужны гранаты и пороховые бомбы, так что пусть доложат об их запасах. Таков план на сегодняшний день.
– Гаврила, – посмотрел я на Довмонтова, – наёмники из Новгорода где?
– В казармах, – ответил он.
– А почему не в поле?
– Дык, Вадим Андреевич, я подумал, что ты им смотр устроишь. Был не прав?
– Прав, Гаврила. Пошли в казарму.
Вместе с несколькими охранниками и Немым мы покинули подворье. Прошли по узкой городской улочке и, спустя несколько минут, оказались перед казармой новичков, продолговатым деревянным бараком, который имел небольшой плац и был окружён невысоким частоколом. Довмонтов вызвал временного командира наёмников, беглого суздальского боярина Николу Кривича, полноватого, но весьма подвижного брюнета с крепкими руками и суровым выражением лица. Я познакомился с сотником, поговорил с ним и велел строить людей. Как в моей дружине проходят построения, Никола и его воины уже знали, а потому не мешкали. Вскоре передо мной предстало сто пять человек в полном боевом вооружении, и увиденным я был доволен. Вояки в отряде оказались справные, хотя и из разных концов Руси. Кто из Киева, кто из Владимира, Суздаля и Рязани, иные из Турова и Чернигова, а другие из Полоцка и Смоленска. Все они прибыли в Рарог с одной целью – заработать. Однако я был уверен, что если кто-то из них уцелеет в боях с католиками, тот осядет на острове.
Смотр шёл своим чередом. Я опрашивал дружинников и сканировал их чувства. И тут произошло то, чего я не ожидал, но к чему всегда был готов.
– Бей! – разнёсся над плацем крик одного из наёмников, кряжистого сорокалетнего мужика, который стоял в паре метров от меня.
Он, быстро выхватив из ножен меч, вскинул его над головой и кинулся на меня. Одновременно с ним ещё два бойца, молодые русоволосые парни, выскочили из строя, и у каждого в руке было обнажённое оружие. Они действовали чётко и быстро, но я был настороже, и изображать из себя мальчика для битья не хотел.
«Убийцы!» – мелькнула в голове мысль, и не успел мой разум решить, что же делать дальше, как тело само отреагировало на опасность.
Правая рука согнулась в локте, и я упал на твёрдый грунт. Меч первого противника вспорол воздух и вонзился в землю. Я перекатился, рывком поднялся на ноги, а передо мной уже второй убийца. Он хотел достать меня выпадом, но я скользнул ему навстречу, левой рукой перехватил сжимающую меч кисть противника, а правой ударил его в челюсть. Удар был хорошим. Кость треснула, и мой новый удар опрокинул его наземь. Убийца начал оседать, а моё чувство самосохранения взвыло: «Сзади! Берегись!»
Прыжком я ушёл в сторону, обернулся и увидел третьего противника. Он свой удар смазал, и в прыжке я обеими ногами вдарил ему в грудь. Воин отлетел назад и упал на спину. Я обернулся на первого врага, того самого, который отдал команду меня убить, и обнаружил, что его опасаться не стоит. Довмонтов и Кривич уже вдвоём насадили его на клинки, и тот истекает кровью под их ногами.
Снова я выжил, опасность миновала, и можно было радоваться. Но это чувство придёт позже, а в тот момент я был зол, потому что на меня посмели напасть в моём логове, и этим подлые твари нарушили моё душевное равновесие! За это они должны ответить, и, упав на грудь ближайшего противника, который пытался встать, я стал его избивать. Кулаки опускались на лицо убийцы и ломали его кости. Кровь убийцы летела на мою рубаху, а я себя не контролировал и кричал:
– Кто вас послал, суки?! Кто эта тварь?! Ольгович?! Отвечать, падла! Отвечать! Отвечать!
Однако убийца молчал. Точнее, он пытался что-то выдохнуть, но у него ничего не вышло. Расплющенный в лепёшку рот и сломанный нос выталкивали из себя кровавые пузыри, и вскоре он, сильно дрыгнув ногами, затих. Забрызганный кровью и слюнями, страшный в своём праведном гневе, я встал и направился к последнему врагу. Молодой парень, которого держали телохранители и Немой, видя мою ярость, попытался вырваться, но тут между мной и пленником встал Гаврила:
– Вадим Андреевич, не надо. Не при людях.
– С дороги! – прорычал я.
Интендант отшатнулся, как он позже сказал, мой взгляд отбросил его в сторону, а я приблизился к молодому парню и, постаравшись унять рвущийся из души поток бешенства, спросил его:
