Одновременно с этим Покус совместно с другими связанными с ним участниками антисоветского военного заговора, в целях подготовки отторжения Дальнего Востока от СССР, действуя в полном контакте с японской разведкой, руководил организацией повстанческой деятельности на ДВК, имея намерение подготовить тыловой удар по Красной Армии в период войны с Японией»[82].
Руководители особого отдела ОКДВА (позже Дальневосточного фронта), капитаны госбезопасности Хорошилкин, Осинин, Вул, редактируя материалы допросов Покуса, не могли пройти мимо того факта, что он был офицером старой армии, а значит, по их мнению, не мог быть не связан с такой крайне контрреволюционной организацией, как Российский Общевоинский Союз (РОВС). Тем более что подобное обвинение уже было предъявлено чекистами некоторым лицам из числа бывшего командования ОКДВА.
Из показаний арестованных участников Российского Общевоинского Союза: Балакирева (комдив, начальник штаба Приморской группы. — Н.Ч.), Богомягкова (комкор, начальник штаба ОКДВА. — Н.Ч.), Свиньина (бригинженер, инспектор по строительству ОКДВА. — Н.Ч.), Калмыкова (комкор, командир 20-го стрелкового корпуса. — Н.Ч.) и Боряева (комбриг, командир 21-й стрелковой дивизии. — Н.Ч.) установлено, что Покус кроме того входил в руководящий состав антисоветского военного заговора в ОКДВА, был тесно связан с участниками “РОВС” и являлся одним из руководителей этой контрреволюционной террористической организации на ДВК… Связь Покус с организацией “РОВС” на Дальнем Воетоке подтвердил арестованный Фризендорф на очной ставке с Покус…[83]
Находясь под следствием в Хабаровской тюрьме, Яков Захарович, как и Тальковский, вначале сознался в принадлежности к военному заговору и в шпионской деятельности, но вскоре от этих признаний отказался как от ложных и уже на том стоял вплоть до своей смерти. А допросы с пристрастием продолжались. На одном из них (9 февраля 1940 года) Покус, в категорической форме отрицая свое участие в военном заговоре и опровергая имеющиеся на него показания со стороны других арестованных из числа бывшего руководства ОКДВА и Приморской группы войск, заявил: «…Показания Балакирева, Богомягкова, Свиньина, Калмыкова и Боряева о моей принадлежности к “РОВС” являются дикими».
Старания сержанта Кибальниченко во многом оказались тщетными – обвинительное заключение, в котором он год за годом расписал все «преступления» Я. З. Покуса, не нашло должной поддержки в Главной военной прокуратуре. Дело в том, что к тому времени достоянием судебных и прокурорских органов стали факты грубой фальсификации следственных дел работниками особого отдела ОКДВА (Дальневосточного фронта). В том числе и в отношении руководства ОКДВА: заместителя командующего комдива Я. З. Покуса, начальников штаба армии комкора С. Н. Богомягкова и комдива В. К. Ва-сенцовича, начальника политического управления дивизионного комиссара И. И. Кропачева, заместителя начальника штаба комбрига Г. Д. Стельмаха, командира 18-го стрелкового корпуса комдива Э. Я. Магона и других.
Вот что об этом говорилось в докладной записке временно исполняющего обязанности военного прокурора 2-й Отдельной Краснознаменной армии (ОКА), военного юриста 1-го ранга Чебоненко, направленной в середине февраля 1940 года Главному военному прокурору Красной Армии:
Из Военной коллегии Верховного Суда СССР было передано в военный трибунал 2 ОКА для слушания дело по обвинению бывших сотрудников Особого отдела 2 ОКА Хорошилкина, Либермана, Белоусова, Еремичева и др., всего 7 человек по ст. ст. 58-1 п «б», 58-7 и 58–11 УК РСФСР…
В процессе расследования выясняется, что под руководством Хорошилкина, работавшего зам. начальника ОО (особого отдела. — Н.Ч.) 2 ОКА, провокационно стряпались обвинительные) материалы на руководящий состав РККА. Заранее изготовлялись схемы различных контрреволюционных организаций. Хорошилкиным и его сподвижниками писались конспекты показаний, в которые бесцеремонно вписывались составителями фамилии “руководителей”, “соучастников” заговора.
…Цинизм следователей не знал границ. Так, например, комиссара 18 ск (стрелкового корпуса. — Н.Ч.) Перфилова вначале били, чтобы он подписал показания, (что) якобы хотел совершить теракт над Стацевичем (секретарем крайкома ВКП(б). — Н.Ч.) и добились таких показаний. Через две недели начали избивать Перфилова, чтобы он показал, (что) якобы Стацевич состоял в к.р. заговоре. Дело Перфилова мною прекращено, он уже восстановлен в партии и Хорошилкин на очной ставке с Перфиловым вынужден был признать, что дело велось “неправильно”.
На очной ставке с Покусом Хорошилкин также вынужден был заявить, что дело Покуса велось тоже “неправильно”. Характерно отметить, что в деле Хорошилкина еще весной 1939 г. имелись данные о том, что дело Покуса состряпано провокационно. Однако быв. прокурор Погранохраны Хитров, Военная коллегия Верхсуда, в которой находилось дело, — никто не поставил вопрос о пересмотре дела Покуса.
…РККА нуждается в командирах. Хорошилкин и др(угие) избивали честные кадры, за что и идут под суд. Все это установлено, однако группа дел, следствие по коим вел Хорошилкин, была направлена в Военную коллегию и до сегодняшнего дня (дела. — Н.Ч.) не рассмотрены.
Я убежден, что большинство из этих дел должны быть прекращены, как созданные провокационно.
Доводя об этом до Вашего сведения, считал бы необходимым дела, направленные на Военную коллегию, снять с рассмотрения и возвратить в Особый отдел 2 ОКА для пересмотра в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Здесь, на месте, зная, кто из ведших следствие по конкретному делу разоблачен как вредитель по уничтожению партийных кадров, можно будет сразу невинных освободить, тем самым наиболее эффективно выполнив постановление ЦК ВКП(б) и СНКСССР от 17-го ноября 1938 года[84].
Сразу возникает вопрос – что это за постановление и о чем там говорится? Видимо, об имеющихся грубых перегибах в работе следственных органов НКВД и устранении выявленных недостатков. Обратимся к такому авторитетному источнику, как «КПСС в резолюциях…». Однако и там, в томах, относящихся к рассматриваемому нами периоду, такого постановления нет. Видимо, оно было чрезвычайно секретным и не подлежало публикации в открытой печати, касаясь такого круга вопросов, которые и для многих партийных органов были тайной за семью печатями. За исключением, конечно, ЦК ВКП(б) и его Политбюро.
Военный юрист Чебоненко подготовил весьма смелую по тем временам докладную записку. Не всякий окружной прокурор тогда осмелился бы на такой решительный поступок, так как тем самым он автоматически ставил себя под подозрение в пособничестве и укрывательстве врагов народа. К сожалению, подобные прецеденты тогда были не единичны. Однако в данном случае все обошлось благополучно, ибо к такому же выводу, что созрел у Чебоненко, пришли и в Главной военной прокуратуре. Причем почти одновременно. Так, еще не успел военный прокурор 2 ОКА отправить свою докладную в Москву (а подписал он ее 15 февраля 1940 года), как на следующий день из ГВП на его имя поступила срочная телеграмма:
