Я играла роль.
Не сводя с меня глаз, он принялся раздеваться. Я сказала ему:
– Нет.
И он прекратил раздеваться и присел на корточки в ногах кровати, чтобы видеть меня поближе. Я чувствовала его нарастающее возбуждение, его напряжение от того, что приходится себя сдерживать. Что приходится ждать. Я продолжала себя ублажать. Я никуда не спешила. Я довела себя до оргазма и кончила у него на глазах, в ярко освещенной комнате, где на окнах не было штор.
Он так и остался сидеть у кровати, пока я одевалась. Никто из нас не произнес ни слова. Я заметила, что в нескольких окнах дома напротив зажегся свет.
Он не попросил меня остаться, чтобы доставить удовольствие и ему тоже. Видимо, так поразился, что беспрекословно меня отпустил.
До окончания семестра оставалась всего неделя. Я приехала в Райкерс на последнее занятие с пациентом, которого вела весь последний год. Вернее, которую. Это был транссексуал. Или, точнее сказать, была. Срок ее заключения уже подходил к концу, и через неделю ее должны были выпустить на свободу. Шалонда смогла убедить всех и каждого, что она – женщина. У нее были тонкие черты лица, мягкий мелодичный голос и роскошная грудь, на которую она начала копить деньги еще в старшей школе. Шалонда получила срок за аферу с подделками чеков, которыми, собственно, занимался ее любовник, а в тюрьму загремела она. Но она все равно надеялась, что они опять заживут вместе в их уютной квартирке в Озон-Парке.
– Я знаю, что Джей-Джей скотина, но он меня любит, – сказала Шалонда.
– И в чем проявляется его любовь? – Мне было действительно интересно.
– Он говорил нашим общим друзьям, что любит меня. А они передали мне.
– А тебе он этого не говорил?
– Он купил мне платье – отметить мое освобождение. Он хочет, чтобы я сделала окончательную операцию.
– А чего хочешь ты?
– Я хочу, чтобы Джей-Джей был счастлив. Но ты, я знаю, считаешь, что это неубедительная причина.
Я поняла, что мы не продвинулись ни на шаг. Шалонда по-прежнему была не в состоянии обозначить собственные желания и нужды.
– Я давно поняла, – продолжала она, – что ты либо прав, либо счастлив. Я счастлива, когда Джей-Джей уверен в своей правоте.
Наши с Беннеттом отношения были окутаны страшной секретностью, но мое вчерашнее «выступление» перед незнакомым мужчиной в ярко освещенной спальне стало отличным противоядием; это приятно, когда ты диктуешь условия. Сразу же ощущаешь себя хозяйкой собственной жизни.
– Что ты сказала? – переспросила я.
– Где ты витаешь? – улыбнулась Шалонда. – Явно где-то не здесь.
Я почувствовала, что краснею за свою оплошность, непростительную для профессионала. Я извинилась, сославшись на бессонную ночь, и включила внимание.
– Я говорю, что я знаю, кто я такая. Независимо от внешних проявлений. Операция по смене пола ничего у меня не отнимет. Ну, за исключением вполне очевидного.
Я себя чувствовала обманщицей. Из наших бесед я получала не меньше Шалонды, если не больше. Ее четкое осознание своего «я», ее спокойная мудрость – чем больше мы с ней говорили, тем лучше я себя чувствовала.
Я сказала Шалонде, что для меня было истинным удовольствием с ней общаться, и выразила надежду, что она будет держать меня в курсе, как у нее все сложится на свободе. Дала ей свою визитку, на которой от руки написала номер домашнего телефона. Мы обнялись на прощание, и Шалонда сказала:
– Это прекрасно, когда ты сама себя удивляешь!
Она что, умела читать мысли? Вчера ночью я точно сама себя удивила.
Я решила пройти по мосту пешком, пусть даже он был похож на военную зону с заграждениями из колючей проволоки и контрольно-пропускными пунктами. На улице было ветрено и прохладно.
По дороге я размышляла о том, что «прекрасного и удивительного» у меня в жизни хватает с избытком – спасибо Беннетту. Но, как оказалось, сюрпризы еще не закончились. Проходя мимо стенда с газетами у входа в маленький продуктовый магазинчик, я обратила внимание на заголовок передовицы «Пост». «Бессердечность». В статье сообщалось, что пятидесятидвухлетняя художница из Саг-Харбора была найдена мертвой в собственной загородной студии. Женщину зверски убили: вырезали ей сердце.
Я присела на какой-то пластиковый ящик, стоявший на тротуаре, и наклонилась вперед, упершись лбом в колени. Не знаю, сколько я так просидела, но потом все же нашла в себе силы подняться и купить газету. Продавцу пришлось выбежать за мной на улицу, чтобы отдать сдачу.
В статье было написано, что убийца положил вырезанное сердце на грудь убитой. Тело лежало под большими автопортретными фотографиями, на которых художница прижимала к груди свиное сердце. Вскрытие установило, что убийство было совершено ровно неделю назад. По факту убийства возбуждено уголовное дело, но пока что у следствия нет никаких зацепок.
Ровно неделю назад я была в этой студии. Собака Пэт бросалась на окно, потревоженная звуком снаружи. Получается, я очень вовремя оттуда ушла. Если бы я задержалась подольше, меня бы тоже убили? От одной только мысли об этом мне стало плохо. Убийца Пэт видел меня в окнах? Это он шел за мной по лесу? Может быть, он наблюдает за мной и сейчас? Только не он, а она. Я поймала такси и назвала водителю адрес Стивена. Мне пришлось просить брата заплатить за меня таксисту. У меня не было денег на дорогу из Куинса.
– Сегодня будешь ночевать у меня, – заявил Стивен, когда я ему рассказала, что произошло.
– А как же Оливка?
– Протащим ее контрабандой.
В доме, где живет Стивен, не разрешают держать собак.
– Где живет Пэт, мне сказала Саманта. Она до сих пор верит, что Беннетт жив. Говорит, он ей пишет и присылает цветы.
Стивен спросил:
– Как ты думаешь, Саманта способна на такое зверство?
– Мне кажется, она следила за мной в Саг-Харборе.
– Ты мне об этом не говорила. Надо было сообщить в полицию.
– Они не приняли меня всерьез, когда я звонила насчет Сьюзен Рорк.
– Ты с ней не общалась прямо в день убийства. – Стивен вручил мне свой мобильный телефон.
Я сделала, как он просил. Позвонила в полицейское управление округа Саффолк и сообщила тамошнему детективу о своих подозрениях. Я очень старалась, чтобы мой голос звучал рассудительно и спокойно, в стиле «вы только не думайте, что у меня едет крыша». Предположила, что это может быть уже не первое убийство, и рассказала про смерть Сьюзен Рорк. Детектив попросил меня приехать к ним в управление завтра утром и сделать официальное заявление.
Завершив разговор, я вконец обессилела и буквально упала в кресло. Так я и сидела, подперев подбородок ладонью и тупо глядя в пространство – олицетворение отчаяния и пораженческих настроений. Наконец Стивен спросил, не пора ли ехать за Оливкой. Только теперь я заметила, что, пока я говорила по телефону, Стивен освободил сумку, с которой ходил в спортзал, и положил в нее мягкий флисовый плед и несколько полотенец – теплых, только что из сушилки – для моей маленькой собачки.
