Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
Кульминационным событием антиеврейской кампании было «дело врачей»: виднейшие советские медики, профессора с мировым именем (все как один евреи), были обвинены в «систематическом отравлении руководителей государства по приказу агентов Запада». Несмотря на провал всех попыток сломить врачей и заставить их «сознаться» в связях с Западом, в шпионаже и отравлении руководителей, несмотря на отсутствие каких-либо улик, готовились «показательные процессы» с предрешенными заранее приговорами – смертной казнью. Власти намеревались осуществлять казни в форме публичных церемоний повешения в различных городах, чтобы народ, не только в Москве, мог «насладиться» ужасными зрелищами.
Только смерть человека, делившего с Гитлером «титул» самого жестокого диктатора в новейшей истории, помешала осуществлению этих ужасных планов. Смерть Сталина была спасением для сотен тысяч людей, которым была отведена роль жертв. Через короткое время после смерти Сталина в марте 1953 года была раскрыта фальшивка, породившая «дело врачей», и все они были освобождены – за исключением одного, умершего в тюрьме. Иногда история оказывается милостивой к евреям.
В 1950 году, когда я училась в выпускном 10-м классе, кампания была в самом разгаре. Несмотря на свою репутацию отличницы, «перескочившей» через класс, и авторитету Иосифа, закончившего школу годом раньше, я часто чувствовала отчужденность даже в среде моих одноклассников: они ведь «хорошие», те, кого лелеет «матушка Россия», а я «плохая», безродная, Россия для меня не мать и даже не мачеха. Кроме ощущения отверженности, меня тяготил также наш гражданский статус ссыльнопоселенцев со всеми связанными с ним ограничениями. Мне хотелось свободы, самостоятельности, освобождения от цепей, сковывавших нашу жизнь со всех сторон.
По слухам, ссыльнопоселенец, удостоенный какой-либо государственной награды, получает статус свободного гражданина, так как он доказал свою верность государству и больше не считается «социально опасным». Выпускников средних школ награждали золотыми медалями, если они сдавали все выпускные экзамены с оценкой «отлично». Я слышала, что золотая медаль выпускника считается государственной наградой, поэтому ее получение может привести к освобождению от статуса ссыльного. Не было официального подтверждения, что это действительно так, но была надежда. Я поставила перед собой цель – добиться золотой медали.
По-видимому, учителя знали об «указании сверху»: никоим образом не допускать, чтобы ученик-ссыльный получил золотую медаль, поставить ему хотя бы одну оценку 4 (хорошо), тем самым лишив шансов на медаль. Но я не знала об этом и очень надеялась. В течение учебного года у меня были оценки «отлично» за все сочинения, их иногда зачитывали в других классах как образцы стиля и содержания.
И вот наступил решающий день – письменный экзамен по литературе, экзаменационное сочинение. Как всегда, нам на выбор дали три темы. Не помню, какова была моя тема. Что-то обычное, не очень трудное.
Нам было обещано, что оценки будут зачитаны в тот же вечер. Класс невелик, всего двадцать сочинений, которые проверяла наша преподавательница литературы вместе с инспектором из районо.
Часам к восьми вечера мы собрались во дворе школы, но нам велели подождать. У меня было недоброе предчувствие. Я старалась разрядить напряженность, болтая с друзьями. Мои одноклассники знали, что я кандидат на медаль, понимали мое волнение и относились ко мне особенно тепло.
В десять часов вечера учительница появилась на пороге и велела нам войти в класс. Она начала с сообщения о том, что экзамен выдержали все, никто не провалился. Ученики вздохнули с облегчением. Большинству было безразлично, получили ли они оценку 4 (хорошо) или 3 (удовлетворительно), поскольку это проходные баллы. На оценку 5 (отлично) не рассчитывал никто, кроме меня.
Затем она начала зачитывать список оценок. Я чувствовала, что все взгляды направлены на меня, и сосредоточила свое внимание на маленькой черной точке на потолке. Не шевелиться, приказала я себе, не моргать. Не плакать.
– Рабинович – 4, – сказала учительница. Шорох прошел по классу. Я не пошевелилась. Не моргнула. Поняла.
Если хотят провалить кого-нибудь на экзамене, то наилучшим средством для этого является письменный экзамен по литературе. Если ученик правильно решил задачу по геометрии или физике, невозможно сказать, что решение неправильно. На устных экзаменах возможности для провала еще более ограничены: весь класс слышит слова экзаменуемого, и невозможно при всех объявить правильный ответ ложным. С сочинениями все обстоит проще: их не возвращают ученикам, и если кто-нибудь захочет узнать, за что ему снизили оценку, всегда можно сказать, что где-то не хватало запятой или была поставлена лишняя запятая, или тема раскрыта недостаточно глубоко. Учителя вообще не обязаны давать экзаменуемым объяснения относительно оценок – разве что кто-то заупрямится. Это бывает, когда кто-то получает двойку и, следовательно, лишается аттестата зрелости.
Советские граждане умели обходить молчанием многие вещи, но прекрасно их понимали. Не было в классе ученика, который не понял, что меня провалили преднамеренно.
На выпускном вечере мне преподнесли подарок – два тома антологии европейской литературы средних веков, учебные пособия для студентов литературных факультетов. Директор и учителя были уверены, что меня ожидает будущее преподавательницы литературы. Я же, после неудачи с сочинением, в душе простилась с литературой. Хватит с меня красивых слов, хватит вещей, которые можно толковать по-разному. Хватит ходить по зыбкой поверхности, где тебя всегда могут толкнуть и сбить с ног. Мы, вечные «подозреваемые» режима, должны стоять на твердой почве. Точные науки – таков наш путь. Тем более что я очень люблю математику и обладаю хорошим логическим мышлением.
Если бы меня спросили, что я хочу делать в будущем, я ответила бы – заниматься научной работой в области математики, в надежде открыть что-то новое. Я знала, что для ссыльной, лишенной прав, это всего лишь мечта, но прекрасная мечта. Даже всесильная власть не может запретить человеку мечтать.
Глава 21. Все двери закрыты
Как бы то ни было, аттестат зрелости у меня в руках. Теперь надо думать, что делать дальше, как строить свою жизнь вне охраняющих стен школы. Свободы я не добилась, надо действовать в условиях несвободы.
Главный вопрос – как учиться дальше. Ссыльнопоселенцев, пытающихся попасть в высшее учебное заведение, ожидала настоящая полоса препятствий. Центр нашей области, город Томск, изобиловал институтами и был настоящим студенческим городом: в нем был университет, был ряд институтов, в том числе политехнический и педагогический. Но в атмосфере тех лет шансы получить разрешение на поездку в Томск были мизерными, особенно для еврейки.
На расстоянии сотни километров от Парабели находился город Колпашево – фактически большое село, хотя ему и присвоили гордое звание города. Там был учительский институт с двухгодичным сроком обучения; он не давал своим студентам полное высшее образование, а что-то наподобие степени бакалавра, в современном мире называемой B. А. Выпускники получали дипломы преподавателей неполной средней школы, но фактически, ввиду недостатка учителей с полным высшим образованием, они преподавали и в старших классах средней школы.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
